Судя по еле заметным улыбкам и одобрительному покачиванию голов, именно такой вариант его сторонники весело обсуждали ранее.
– Мне взять его самому? – поинтересовался Шюман спокойно.
Спикен вздохнул на театральный манер, вытащил компакт-диск из дисковода и протянул его Карлу Веннергрену.
– Хотя это, собственно, вопрос ответственного издателя, – заметил он с вызовом.
Шюман задумался на мгновение, потом резко наклонился вперед.
– Черт побери! – закричал он и всплеснул руками перед шефом новостей. – У нас не порноиздание, и, если ты не знал этого, можешь убираться отсюда сию же минуту!
Торстенссон снова принялся листать журнал, и только шелест его страниц сейчас нарушал тишину. Спикен открыл от удивления рот, моргнул несколько раз.
– Ну ты и мастак орать, – буркнул он, снял ноги со стола и отвернулся.
– Веннергрен, – сказал Шюман, – зайди ко мне.
Он дождался, пока репортер встал, потянулся, а потом, стараясь не спешить, направился в свою стеклянную комнату.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он, закрыв дверь за Карлом Веннергреном.
– Пишу статью об убийстве Мишель Карлссон, – ответил репортер более спокойным голосом и без намека на иронию.
Андерс Шюман встал перед ним, долго молча буравил его взглядом. Веннергрен начал еле заметно вращать плечами.
– Что? – не выдержал он наконец. – Я ведь был там. Это же сенсация. Кроме того, мне известны детали, которые пока не выплыли наружу.
– Ты не напишешь ни строчки, – сказал Шюман, сразу с неприязнью осознав, насколько наигранно это прозвучало. – Пока ты свидетель в расследовании убийства и на тебя наложены соответствующие ограничения, ты не можешь освещать его для нашей газеты.
– Но я ведь вправе поделиться собственными впечатлениями? Барбара же смогла сделать это!
Его слова сыграли роль детонатора, чье срабатывание привело к эмоциональному взрыву, разрушившему последние внутренние барьеры, позволявшие Шюману сохранять самообладание.
– По-твоему, у нас здесь детский сад?! – заорал он в лицо репортеру. – «Барбара же смогла!..» Боже праведный!
Он закрыл лицо руками, отвернулся в сторону, почувствовал, что полностью потерял контроль над собой. Попытался восстановить дыхание и способность думать ясно, посмотрел на репортера снова и заметил, что у того побелели щеки.
– Хеландер сейчас сидит в самолете над Атлантикой, – продолжил он уже менее резко, не без труда подбирая слова. – Завтра он возьмет у тебя интервью относительно твоих переживаний, в качестве свидетеля, исходя из тех же предпосылок, как и в случае с другими невольными участниками события. Тебе, естественно, самому решать, захочешь ли ты согласиться на разговор. Что мы потом напечатаем, это уже наше дело, и здесь ты будешь не властен. Надеюсь, я выразился достаточно ясно? – добавил шеф редакции и обратил внимание на изменение, произошедшее со взглядом его собеседника. В нем появилось выражение, которого Андерс Шюман никогда прежде не видел, словно иллюзии развеялись и он понял что-то, не доходившее до него ранее.