Анника почувствовала, как слезы подступают к горлу, постаралась сдержать их.
– Я знаю, – прошептала она. – Неужели тебе трудно понять, что от этого все еще хуже? Дело не в каком-то чванстве или предрассудках, она просто не принимает меня. Представляешь, каково это?
Слезы вырвались на свободу, потекли по щекам.
– Она просто переживает, – сказал Томас, не глядя на нее. – Элеонора ведь стала для нее дочерью, которую ей так и не удалось получить, они по-прежнему разговаривают по телефону несколько раз в неделю. Но их контакты не имеют никакого отношения к тебе, пусть все так и остается.
– Она сожалеет, что ты живешь со мной, – сказала Анника тихо, все еще таращась в потолок.
Томас фыркнул:
– Что за ерунда? У нее всего лишь другие взгляды на жизнь, по ее мнению, лучше жить на вилле, чем в квартире, главные экономисты коммун важнее исследователей в области социальных пособий, и директора банков гламурнее, чем репортеры вечерних газет. Ну и пусть она так считает. Мы ведь живем в свободной стране.
Томас повернулся на бок, спиной к ней. Анника уставилась на его плечи, плакала беззвучно, слезы текли по щекам.
– Я хочу, чтобы мы сочетались браком, – прошептала она.
Томас не ответил.
– В церкви, – продолжила она, – и я была бы в белом платье, и дети бы тоже участвовали в церемонии…
Одним движением он сбросил с себя одеяло, встал с кровати, его спина тускло поблескивала в свете июньской ночи, оставил ее, обиженную и томимую страстью, среди постельного белья.
– Томас! Милый!
Ее тихий голос громом прозвучал в тишине, но она так и не получила ответа. Тогда стащила с себя влажную ночную рубашку, пошла вслед за ним в темноту, увидела, как в кухне зажегся свет. Встала в дверном проеме, нагая и дрожащая.
– Тебя видно в окно, – сказал Томас, одетый в махровый халат, он сидел за столом с газетой.
– Почему ты не хочешь жениться на мне?
Он поднял на нее глаза, окинул пустым взглядом:
– Я уже был женат однажды. Поверь мне, нет никакой разницы.
– Но не для меня.
– Почему? – спросил он, отъехал вместе со стулом назад от стола. – Хочешь, чтобы твоя свадебная фотография оказалась в «Катринехольмс-Курирен»?
Анника не двинулась с места, зажмурилась, словно получила пощечину.
– Я сделаю все для тебя, – сказала она с мольбой в голосе.
Томас поднялся, подошел к ней, с взглядом одновременно холодным как лед и обжигающим словно пламя. Она отпрянула, увидела другую картинку, другое лицо перед собой, услышала свой собственный голос, эхом отдавшийся в ушах. «Я сделаю все для тебя». Боже праведный, она уже говорила это раньше, произносила те же самые слова, и тогда увидела перед собой такое же лицо, обжигающие холодом глаза.