Андерс Шюман неподвижно сидел за столом абсолютно обессиленный. Он отдыхал, откинувшись на спинку стула, газета, лежавшая перед ним, помогала ему делать вид, словно он читает. Живот бунтовал, ему уже десяток раз пришлось сбегать в туалет после прихода на работу.
Пятнадцатый раз за четверть часа он взглянул на часы. Ему больше нечего было делать сейчас. Он не сомневался, что его затея в любом случае приведет к каким-то последствиям, теперь оставалось только молиться и надеяться, что они будут такими, на какие он рассчитывал.
Внезапно зазвонил телефон, судя по сигналу, кто-то пытался связаться с ним по внутренней связи. Шюман чуть ли не подскочил на стуле.
– Он здесь, – сообщил охранник Торе Бранд и отключился, не дожидаясь ответа.
Шюман медленно опустил трубку и окинул взглядом редакцию, ожидая увидеть председателя правления.
Но у входа появился Карл Веннергрен, его сын, более быстрый и проворный, чем отец, и прямой дорогой направился к нему. Шюман склонился над газетой, дышал полуоткрытым ртом.
Стук был резким и громким. Он жестом пригласил репортера войти.
– Что ты сделал с Торстенссоном? – спросил Карл Веннергрен с узкими от злости глазами.
– Тебе лучше спросить, что сделал Торстенссон, – спокойно ответил Шюман и перевернул газетный лист. – Что ты хотел?
– Как раз то, о чем ты мечтаешь, – сказал Карл Веннергрен, достал из внутреннего кармана пиджака лист бумаги. – Я увольняюсь, с сегодняшнего дня.
Андерс Шюман почувствовал, как у него зачастил пульс, постарался, чтобы это не отразилось на голосе. Он не прикоснулся к бумаге, оказавшейся на столе перед ним, даже не взглянул на нее.
– И почему? – спросил он холодным тоном.
У Карла Веннергрена хуже получалось прятать эмоции, у него по лбу струился пот, бросившая на стол заявление рука дрожала.
– Ты же прекрасно все понимаешь, – выдал он на одном дыхании.
– Нет, – сказал Шюман, – объясни мне.
Он поднял глаза на высокого и широкоплечего белокурого репортера.
«Если он ударит, у меня нет ни единого шанса», – пронеслось у него в голове.
– Ты не уважаешь мои репортажи, – буркнул молодой мужчина. – У тебя есть собственные фавориты, Бенгтзон, например. Ты труслив в своих этических оценках. Тебе не хватает компетенции в части издания газет. Хочешь, чтобы я продолжал? У меня просто-напросто нет ни малейшего желания и далее работать здесь, когда ты постоянно оскорбляешь меня.
Подбородок Карла Веннергрена дрожал, когда он замолчал, и от слов репортера у Андерса Шюмана зачесались и руки, и ноги.
«Он увольняется, поскольку я приду к власти, – подумал он. – Боже праведный, он не хочет оставаться здесь, когда я стану главным боссом в газете. Я победил, Господи, все закончилось!»