— А она? — подает голос другой гвардеец.
— А она натурально так краснеет, потом бледнеет и выдает мне: «Именины у моей младшей сестры, болван!»
Окружение рассказчика взорвалось смехом. Да таким громким, что вздрогнули привязанные в пяти-шести шагах к коновязи верховые животные господ гвардейцев. Даже да Гора, уже слышавший эту историю, правда от другого рассказчика — представителя, так сказать, противной стороны, улыбнулся. Травить байки виконт умел виртуозно.
— У сестры!.. — задушенным голосом выдал ближайший к лейтенанту гвардеец, на секунду прекратив смеяться. — Ну вы и болван, да Коста!
Дождавшись, когда спазмы смеха прекратят сотрясать его товарищей, рассказчик, сам, к слову, не смеявшийся, а лишь снисходительно улыбавшийся, повел историю дальше.
— Я, конечно, в полном непонимании! Про день рождение виконтессы да Бианко и обеде по этому поводу мне поведал источник, вполне заслуживающий доверия, наш ротный командир, барон да Итари.
Еще один взрыв смеха у слушающих. Ротный, видимо, пользовался полным доверием своих подчиненных.
— Оборачиваюсь и наблюдаю в трех шагах от нас с виконтессой девочку. Розовое платице, кудри как у ангела, кукольное личико, но, синьоры, — лет десять, не больше! В глазах, огромных как лужи на площади после хорошего дождя, слезы размером с кулак! Я начинаю понимать, что в качестве подарка было бы уместнее купить гору сладостей. Но ведь надо же что-то делать прямо сейчас! Тогда с невозмутимым видом я вырываю цветы из рук ее старшей сестры и с теми же галантными словами, разве что сказанные более сердечным тоном, протягиваю их крошке.
— И? — хором выдыхают слушатели.
— И слезы срываются с глаз этого ангельского создания, синьоры! Натурально, как водопад в горах! Малышка-именинница разворачивается и бежит с ревом раненой медведицы сквозь толпу гостей, а я стою с этой проклятой клумбой в руке и понимаю, что мне конец. По меньшей мере с виконтессой мне более ничего не светит! Ну и, разумеется, после такого конфуза двери дома да Бианко для меня закрылись навсегда!
Большая часть дворян стояла к Бенедикту спиной, что да крайности его раздражало. Точнее сказать, в последние дни барона раздражало практически все, гогочущие над историей молодые люди лишь создали достойный повод.
“Гвардия!” — подумал он. — “Куча пафоса, блеска и — никакой дисциплины! Вы же на посту стоите, синьоры! Хоть кто-нибудь смотрит по сторонам?”
— Виконт да Коста! — позвал он, когда смех гвардейцев начал стихать, а рассказчик сделал паузу перед новой историей. — Не уделите ли мне пару минут вашего времени?