– Таким поили Крона!
От общего божественного смеха подпрыгивают золотые кубки и украшенные драгоценными камнями блюда.
Мужчины и женщины – наравне за столом: боги и богини. Правда, сначала боги – потом богини.
– Крона поили другим, – Зевс дарит виночерпию многообещающий взгляд и поднимает палец. – Не из винограда – из яблок. Титан Япет был мастер настаивать их на меду. Метида выманила у его сыновей пару пифосов, а я в это время добывал из Ехидны желчь…
Все послушно замолкают и внемлют великому подвигу.
– Сказал ей пару слов о ее внешности, и она этой желчью плеваться начала: успевай ловить! Правда, в Эреб я за этим не спускался, застал ее за трапезой на поверхности…
И разводит руками – вот и весь подвиг. Аполлон, который уже настроил было кифару – воспеть – кривовато, но все равно красиво улыбается: такое возвеличить едва ли получится, впрочем…
Зевс-Кронион, что силен был, и сердцем, и телом,
Козней и силы Ехидны чудовищной не убоявшись,
Желчь хитроумием выманил у змеетелой,
Что прожигала и скалы, и бронзу точила…
Зевс же тогда светлоликий, ничуть не пугаясь,
Вместе с женою своей, хитроумной Метидой,
Влили отраву в вино и его предложили тирану...
Белый праздничный хитон и багряный фарос сидят как влитые: на пиру Владыка должен выглядеть как на пиру.
Шлем я опустил рядом с троном: сначала водрузил было на стол, посмотрел на перекошенные лица… убрал.
Вино благоухает почти как амброзия – дурного на Олимпе не держат.
– Смертные мало внимания уделяют этому напитку, – замечает брат, отпивая из изукрашенного рубинами кубка. – Если бы у них был бог вина и радости… но такого нет. Впрочем, у них сейчас и без того забот хватает… к тебе-то, небось, теней теперь побольше идет?
– Не жалуюсь.
Может, и побольше. А может, это Гермес притаскивает ко входу тех, кто столетиями скитался по поверхности – прыткий из него душеводитель получился! Он, кстати, здесь – хрустит медовой дыней и ни на секунду не присаживается: то Артемиде что-то шепнет, то мелькнет возле локтя Ареса.
– Ты слышал об истории с Пандорой? После предательства Прометея смертные зажили слишком хорошо. Стали забывать, кто вершитель их судеб и податель благ. Ремесло, искусство. Зазнались, как люди медного века. Прекратили приносить жертвы…
Так и сказал – «предательство Прометея», не замечая (или делая вид, что не замечает), как облился амброзией сидящий неподалеку Гефест.
– Но второй потоп я устраивать не стал – накладно… – Громовержец лениво потянулся за виноградом. – И для Посейдона много чести. Так… решил напомнить, кто в небе хозяин. Ты знаешь, что Эпиметей унаследовал от отца сосуд со всякой дрянью? Вещий Япет умел не только вино из яблок готовить. Еще до Золотого Века он сумел заточить в один пифос все болезни и горести – по приказу Крона. Оттого-то тот век и стал Золотым. После того, как Япет с остальными оказался в Тартаре, сосуд перешел к Прометею, а от него – к Эпиметею. Вот только после участи брата тот не желал допускать к себе никого с Олимпа, а пифос с болезнями стерег так, что невидимка бы не проскочил.