Аид-вор, Аид-воин…
Искусство воровать привычным средством висело где-то на поясе, я сроднился с ним и перестал его ощущать и привык к нему до того, что пытаюсь красть даже и сейчас – по капле, исподтишка.
Интересно, обворовать себя – это как, можно?!
Мнемозина – суровая надсмотрщица – грозит издалека: знаю я тебя… Ничего, отвернется рано или поздно, уткнется в свои вечные таблички.
И тогда я украду немного того утра. Несколько капель росы, которую она разбрызгивала в танце. Пару лепестков – мне не нужно много – дельфиниума, хранящего отпечатки ее поцелуев. Соловьиную трель из тех, что путались в ее волосах перед тем, как…
Я спрячу украденное в глубины памяти, куда не просочатся воды Леты. Я не дам этой капле кануть в глубь Амсанкта: унесу с собой, куда бы ни пошел – чтобы собраться с силами и честно отдать остальное.
Отзвуки ее смеха в трелях соловья, огонь волос – в росинках, нежность губ – в лепестках… вы как там? Со мной? Надежно? Вот видите, битвы закончились, а я так и не разучился воровать.
С некоторых пор у меня получается самое ценное для себя приобретать только так.
Смешно: на самом деле боги верят в чудеса гораздо меньше, чем смертные. Для смертного дуб от молнии загорелся – чудо. Баран, отбившийся от стада, нашелся? Так это ж добрый даймон рода поспособствовал – чудо! На камне чья-то рожа отпечаталась?! Вообще споров не может быть.
Боги же живут в диковинном для смертного мире и вдыхают чудесное чаще, чем воздух – а кто станет удивляться дыханию и воздуху?! Что – кого-то в цветок превратили? Подумаешь, мы и не такое делали… Ах, на другой край света за пять шагов? А спорим – я за четыре сгоняю?! Стену воздвиг за день?! Ой, не смешите, видали мы ту стену, рассыплется от одного звука моего кишечника. Как – не веришь?! Да я…
Для смертных – чудеса, для богов – обильно приправленная скукой рутина.
Я прожил всего-то четыре сотни лет, взял свой жребий и сел на трон подземного мира. Я видел восстание Гекатонхейров, пиры Олимпа и ужасы подземелий… а потом я выбрался на Элевсин солнечным утром и понял, что чудеса существуют.
Одно – так точно.
Чудо в веселеньком зеленом хитоне и тяжелом, расшитом золотом гиматии, прощалось с Деметрой возле светлого, увитого травами и поросшего цветами грота.
Чудо мило дуло губки, украдкой посматривало в сторону подружек-нимф и не давало матери расчесать свои волосы и напоследок заплести в них цветы.
– Мама, ну зачем ты, – шептало чудо, выворачиваясь их цепких рук Деметры. – Давай ты лучше потом, когда они не видят? Я же уже не девочка…