Сосны, стоявшие плотной стеной, расступились, явили укромную полянку с озерцом, поросшим маргаритками по берегам. Над озерцом нависала расцвеченная мохом скала, на которой, наверное, было удобно греться, когда жара наверху спадает.
Ну что ж, место подходит. Отсюда нас услышат не сразу.
Я перетек на другое место – дымом, огнем подземного мира. Опустился на одно колено, касаясь пальцами нагретой травы, прошептал: «Здесь».
Странно было видеть, как цветок поднимается будто бы от прикосновений твоих пальцев. На самом деле это Мать-Гея выполняла мою необязательную просьбу, но ведь играть нужно до конца – я и играл.
Многоголовый нарцисс выпрямился, ослепляя жемчужной белизной лепестков и множеством царских золотых венцов в центре. Качнулся, словно лавагет, дающий сигнал к наступлению, послал вперед тайное оружие – одуряющий аромат.
Кора, которая как раз пробовала босой ножкой воду, вдохнула воздух и обернулась удивленно. В очарованной зелени глаз кивали два невиданных нарцисса, и дочь Деметры медленно, будто перебарывая себя, подошла к чудесному цветку, вытянула тонкую ручку, коснулась…
Я стоял теперь в двух шагах и мог любоваться вблизи и блеском медных локонов, и приоткрытыми удивленно губами, нежной кожей без единого изъяна… я сдержал себя еще на миг – миг очарования, мой подарок ей, последнее прекрасное мгновение прошлой жизни, перед тем как…
Я неторопливо потянул хтоний с головы дрожащими пальцами, и мы с моей судьбой наконец встретились глазами – по-настоящему.
Это был миг удивительного понимания, какого мы достигнем потом лишь однажды, когда не станет слов и придется разговаривать взглядами.
«Ты – моя», – сказал я без единого звука. И увидел, что она поняла и прочитала на моем лице свой приговор – потому что она попятилась, и с побелевших губ сорвалось тихое, отчаянное: «Нет».
Она шарахнулась дальше, в сень спасительных сосен, и тогда я свистнул, и разверзлась земля. Золотая колесница на солнце полыхала жаром, и в глазах у черных скакунов жили отблески подземных вулканов: золото, тьма и огонь, – мелькнуло у меня в голове, пока я в два шага настигал бегущую девушку.
Черные одежды, золотая стрела в сердце… и пламя, которым я невольно обжег ее, подхватывая на руки.
Она закричала, только когда я шагнул с ней на колесницу. Негромкий, но отчаянный и полный страха вскрик отразился от скал и улетел в небо; второй вскрик оказался заглушен моей ладонью (лучше бы губами, но когда целуешься, не так-то просто держать вожжи и следить за дорогой); четверка рванула с места, увозя колесницу с двойной ношей, недалеко, только до разлома в земле, во вратах которого нас встретила нянька-тьма, принял мой мир…