Под ногами с чего-то попадались сорванные асфодели. Вперемешку с нарциссами и темными болотными растениями – ядовитыми, как варева Гекаты, зато не лишенными своеобразной красы. Тени толпились вокруг Белой Скалы, а от дворца к истокам Леты неспешно брели Эрида и Немезида – обе в праздничных одеяниях. Заметили меня – сперва вытаращили глаза и оглянулись на дворец, потом торопливо склонились, пряча коварные усмешки.
Я что – должен был быть во дворце? Или, того хуже – у врат собственного мира (потому что именно туда непонимающе скосилась Эрида)?
И что за праздник сегодня – или в подземный мир прибыли гости, пока мы с Эребом пытались поиграть во владычество?
«Четыре. Восемь. Четыре», – укоризненно отстучало сердце.
Сегодня что – первый день зимы?!
Дворец пылал факелами и сиял драгоценностями – как Олимпийский, до слепоты. Во дворце и его окрестностях было не протолкнуться от ожидающих пира – ведь должен же Аид Гостеприимный и Щедрый делиться радостью от встречи с женой?!
Эвклей, попавшись в коридорах, чавкнул что-то укоризненное – в нужный момент, мол, хозяина не видать…
– Где царица?
Впрочем, что я спрашиваю, и без того ясно, где.
В общей спальне неспешно снимает расшитый цветами фарос, который на прощание набросила на нее мать. К пиру она выйдет в багровом убранстве – олицетворение пламени моего мира, и медь волос, которая сейчас скользит по белым плечам, будет выглядеть раскаленной, как из горна.
И на шее, которую сейчас нежно обвивает ожерелье из маргариток, у нее будут гореть рубины – будут, потом, потому что пир еще не сейчас, ибо нет толку в пирах, на которых муж пожирает жену глазами.
– Твоя вотчина обширна, царь мой, – сказала она, и убрала из волос колокольчик – след венка. – У тебя столько забот. Наши подданные встретили меня хорошо, не волнуйся. Всё твердили, что ждали этого дня с моего ухода и не могли его пропустить.
И нахмурилась, изо всех сил стараясь не дуть губы. Потом с недоумением посмотрела, как я наполняю и осушаю чашу амброзии – иначе уснул бы, не ответив.
– Ждали не только они. Но мне пришлось задержаться.
Гиматий не хотел стягиваться. Вызывающе непраздничный и темный – как прилип к телу, подставляясь под взгляды жены. Под конец я все-таки сообразил – отставил двузубец, который так и норовил слиться с ладонью…
Гиматий в угол. Сам упал на кровать. Искуситель-Эреб сладко захрапел в отдалении – так мне сегодня и настой Гипноса не понадобится…
Жена смотрела, приподняв брови, и глаза на секунду вспыхнули зеленым подозрением.
– Что же так утомило тебя, мой царь? Суды? Муки и крики грешников? Может статься – какая-нибудь прыткая нимфа или богиня, из-за которой ты забыл о том, что я сегодня спускаюсь?