Потом он отвернулся. Повел, расправляя, крыльями.
Оставалось последнее – чтобы положить конец всему.
Одна фраза (все-то у меня в жизни одно).
«Что прикажешь, Владыка?»
Один вопрос – а потом я должен буду приказать.
– Невидимка, – тихо выговорил Танат, и я не сразу понял, что это он мне. – Что я могу сделать для тебя?
Если бы он спросил: «Чем я могу отплатить», – это обозначало бы колебание.
Но Убийца не из тех, кто колеблется.
– Здесь есть девочка, Макария. Коснись ее… мягко.
Он не кивнул и не сделал утвердительного жеста. И не спросил, какая хворь милосердия обуяла меня сегодня.
Друзья не спрашивают. Они делают.
Макария не заметит, когда именно ее тень отправится в последнее путешествие к ладье Харона.
Может быть, даже расстроится, что не увидела свою тезку-смерть – такой, какой себе представляла ее маленькая выдумщица: с улыбкой, в красивом пеплосе и с рыжими волосами…
Мне почему-то представилось, как в момент, когда клинок уже занесен, сумасшедшая пробуждается и с возмущением пищит Танату: «А ты отсюда иди, обманщик. Смерть не такая, у тебя волосы не рыжие!»
И губы опять вспомнили, что такое улыбка.
Танат, который обернулся в самый раз, чтобы заметить тень этой улыбки на моем лице, не особенно удивился. Спросил глазами: «Что Сизиф? Каково твое решение о нем?»
«С ним делай что хочешь. Его нить давно перерезана».
А я вернусь к себе, чтобы не видеть смерти здешнего правителя. Что-то подсказывает мне, что она не будет столь же быстрой и милосердной, как у бредящей своей тезкой девочки Макарии.
Убийца исчез мгновенно: на моей памяти так испаряться умел только Гермес. Я задержался в подвале подольше, рассматривая цепи, скользя по ним пальцами. Отмечая, как они отзываются рукам – словно знают, что когда-то эти руки были скованы их родней.
Офрис, самая короткая и самая драгоценная ночь, острая ухмылочка отца, цепи на руках и влажно падающие где-то неподалеку капли. Шепот Эпиметея: «Ковка хорошая… ничего, я сейчас крюки, которые из стен…»
Это не работа Гефеста. Ковка Циклопов, еще до времен их заточения в недра Тартара Кроном. Кого они рассчитывали сковать этими звеньями? Может статься, самого Крона, когда он только выступил против своего отца, Урана-Неба?
И как могли оказаться эти цепи в руках смертного, пусть и родственного богам, царя Эфиры?!
Ладно, у меня будет время его спросить. В моем царстве.
Сквозь подвальные своды из дворца долетел сухой, отчаянный вопль басилевса, повстречавшегося со своим гостем и пленником лицом к лицу. Надеюсь, после разговора с Убийцей тень Сизифа способна будет отвечать.