Судьба на плечах (Кисель) - страница 41

Неразговорчивые они эти, горные. Они все больше головами стучаться любят – вон, каменные наросты на лбах, треснет – так легче бабочки под свод взовьешься. Одно хорошо: в голове у них – сплошная кость.

Двое других, черно-огненных – вот что было новым. Плотные, пониже горняков. Вязкие, оплывающие, медлительные с виду, из неспешно жующих ртов ползут огненные языки. Не видал таких во времена Титаномахии. И у трона своего не пришлось. То ли новые выводки, то ли…

«Старые, невидимка».

Огненные вообще не переговаривались. Перетекали с места на место. Попыхивали огнем. Один ковырял в носу – добывал из него тлеющие угли.

Стерегли подходы.

Наверняка есть еще как минимум двое горных – вон, камни с юга и юго-востока тоже летят, но это – основное…

Раздавил?

Не-е-е-е…

Чего?

Маленький. Не видать.

А-а-а…

Владыка им, значит, маленький. Ну-ну.

Потревоженная бабочка вспорхнула с напрягшегося плеча. Оставила алый след.

Божественная сущность по капле потекла в клинок. Ложбина, засыпанная каменными огрызками, заскользила навстречу. Это же так просто, – представлять, что у тебя за спиной – черные крылья, как у твоего учителя…

Я подрубил ближнему горняку коленные сухожилия раньше, чем меня хотя бы успели увидеть. Зачем хтоний?! Кто сказал, что я не умею сражаться без невидимости?

Великан взревел, затоптался с ревом, уронил глыбу, которую только-только оторвал от земли, пыхнуло пламя в ближайшей огненной трещине; я зачерпнул горсть в ладонь и шутя швырнул второму великану в глаза – единым движением, не торопясь.

Удар в грудь первому. Густая пелена жирного пепла налетает, душит, прячет. Великан отмахивается, будто от мух. Хорошо, он забыл защищаться. Удар в живот. Икры. Шея – у второго. Ах, он отшатнулся, ничего. Полоснуть по руке, отсекая кисть.

И увернуться от жаркого, огненного сгустка – это очнулись местные, которые старики.

Такие старики любому молодому по почкам надают, а потом еще сверху добавят.

Под ногами зачавкало жидким, черным. Вязкая петля темноты, обвилась вокруг щиколоток. Поток живого, удушающего мрака с запахом мазута ударил в лицо, поглотил меч. Сомкнуть пальцы на рукояти, теперь оттолкнуть, рассечь застывающие путы, теперь атаковать, клинок ведь удержал… нет, черно-огненный отползает, улыбаясь бледным пламенем изо рта. Попытаться приблизиться, чтобы можно было ударить – приказом, сущностью – нет, вот теперь второй выкидывает вперед руки, растущие прямо из брюха, рук много, явно какие-то братики Гекатонхейров, и все руки – длиннющие, обтекающие черным, вязким…

Отсечь лапы, да и всё! В сторону (заодно дорезать великана, а то он на колени встать попытался), местные опять отползают и не уходят – тянут руки, будто им только-то позабавиться хочется: не прибить, не придушить, а удержать на месте…