Неразговорчивые они эти, горные. Они все больше головами стучаться любят – вон, каменные наросты на лбах, треснет – так легче бабочки под свод взовьешься. Одно хорошо: в голове у них – сплошная кость.
Двое других, черно-огненных – вот что было новым. Плотные, пониже горняков. Вязкие, оплывающие, медлительные с виду, из неспешно жующих ртов ползут огненные языки. Не видал таких во времена Титаномахии. И у трона своего не пришлось. То ли новые выводки, то ли…
«Старые, невидимка».
Огненные вообще не переговаривались. Перетекали с места на место. Попыхивали огнем. Один ковырял в носу – добывал из него тлеющие угли.
Стерегли подходы.
Наверняка есть еще как минимум двое горных – вон, камни с юга и юго-востока тоже летят, но это – основное…
– Раздавил?
– Не-е-е-е…
– Чего?
– Маленький. Не видать.
– А-а-а…
Владыка им, значит, маленький. Ну-ну.
Потревоженная бабочка вспорхнула с напрягшегося плеча. Оставила алый след.
Божественная сущность по капле потекла в клинок. Ложбина, засыпанная каменными огрызками, заскользила навстречу. Это же так просто, – представлять, что у тебя за спиной – черные крылья, как у твоего учителя…
Я подрубил ближнему горняку коленные сухожилия раньше, чем меня хотя бы успели увидеть. Зачем хтоний?! Кто сказал, что я не умею сражаться без невидимости?
Великан взревел, затоптался с ревом, уронил глыбу, которую только-только оторвал от земли, пыхнуло пламя в ближайшей огненной трещине; я зачерпнул горсть в ладонь и шутя швырнул второму великану в глаза – единым движением, не торопясь.
Удар в грудь первому. Густая пелена жирного пепла налетает, душит, прячет. Великан отмахивается, будто от мух. Хорошо, он забыл защищаться. Удар в живот. Икры. Шея – у второго. Ах, он отшатнулся, ничего. Полоснуть по руке, отсекая кисть.
И увернуться от жаркого, огненного сгустка – это очнулись местные, которые старики.
Такие старики любому молодому по почкам надают, а потом еще сверху добавят.
Под ногами зачавкало жидким, черным. Вязкая петля темноты, обвилась вокруг щиколоток. Поток живого, удушающего мрака с запахом мазута ударил в лицо, поглотил меч. Сомкнуть пальцы на рукояти, теперь оттолкнуть, рассечь застывающие путы, теперь атаковать, клинок ведь удержал… нет, черно-огненный отползает, улыбаясь бледным пламенем изо рта. Попытаться приблизиться, чтобы можно было ударить – приказом, сущностью – нет, вот теперь второй выкидывает вперед руки, растущие прямо из брюха, рук много, явно какие-то братики Гекатонхейров, и все руки – длиннющие, обтекающие черным, вязким…
Отсечь лапы, да и всё! В сторону (заодно дорезать великана, а то он на колени встать попытался), местные опять отползают и не уходят – тянут руки, будто им только-то позабавиться хочется: не прибить, не придушить, а удержать на месте…