– Какой ты… – прошептала с трудом, когда я наклонился над ней. – Владыка. Великий Владыка, мне повезло, я любила бога, которому нет равных. Прекраснее всех… не говори ничего, милый, я знаю, ты не любил меня, что я рядом с тобой…
Я не говорил ничего, как она и просила. Я учился обману у Аты, да вот, как видно, не усвоил науку полностью: ничего не стоило сделать смерть Левки легче лживым признанием… обещанием…
Впрочем, она бы не приняла этого.
Последние капли времени тихо утекали в песчаный берег, на котором лежала ее голова. Глаза – впервые такие глубокие – не отрывались от моего лица: пучина восхищения и любви, она любовалась мной в последние минуты.
Отдаленным шорохом волн о берег донесся голос.
– Милый… прошу… не хочу быть тенью, не хочу вечно скитаться там. Здесь, только здесь… под солнцем… рядом с тобой…
Я кивнул, освобождая руку от прядей, в которых серебро победило седину. И Танат, который уже собирался было появиться рядом, – услышал мою безмолвную просьбу и где-то задержался. Не приходи сюда, Убийца, тут не нужен третий. Это только для нас двоих.
Это оказалось просто: достаточно пожелать…
И ее пальцы ушли в землю корнями. Она поднялась с земли, стройная, как раньше, и морщины разгладились, сменившись гладкой молодой корой, развились волосы, слепя серебром – мелкие листочки. Невысокое деревце, юный тополь с серебристой листвой, задумчиво смотрел на уходящую от скал колесницу Гелиоса, на черную воду Амсанкта.
Смотрел.
Потом уронил мне листок на плечо.
«Будь счастлив, – прошелестело последней, робкой просьбой из кроны. – Пожалуйста…»
«Едва ли», – ответил я глазами, и листья зашелестели печально: даже тополем она умела слушать и понимать как никто.
Знаешь, меня этому не учили. Танат учил драться на мечах, Ата – обману, Гелиос – править лошадьми, мне не перечислись все науки, которые я освоил. Этой среди них не было, может быть, потому, что счастье так вызывающе-бессмысленно, оно уже одной своей сутью вызывает у меня отторжение.
А еще там, куда я пойду сейчас, нет для него места.
Мой мир не терпит счастья, он его не переваривает, как будто может нажить от него убийственную язву, в этом мире нельзя быть не просто счастливым – там нельзя быть живым, но ты, наверное, это уже почувствовала… чувствуешь. Сейчас. Раз уж не захотела оставаться там даже после смерти.
Я подставил обожженную левую ладонь и поймал несколько упавших листьев. Листья начали облетать сразу же: падали в воду и на землю, на их месте тут же вырастали новые, они через какое-то время упадут тоже…
Круговорот увядания. Вытекшего до поры времени. Утраченных надежд – хотя на что ты надеялась, когда шла за мной под землю, отрываясь от родного моря?!