Сослал Кер в каменистые и бесплодные пределы Ахерона на два века. Копейщику Эвриному, который так хотел шибануть меня в спину, повелел жрать плоды вместо мяса.
– Владыка… так ведь тут одни асфодели растут! – удивился юнец, обнажая кроличьи резцы.
Справедливо. Хмыкнул и вызвал Ехидну с Эмпусой. Поручил посадить пару рощ гранатов (и меня не интересует, что вы не знаете, как они выглядят, принимайте кару с достоинством).
– Вырастут – будешь жрать. До сих пор – будешь голодать.
Эврином поклонился и ушел жевать асфодели. Прекословить не посмел, спрашивать, каков срок кары, – тоже.
Понимал, что я мог его и в Тартар запихнуть.
Харона я оставил напоследок. Подождал, пока иссякнет поток подданных с взаимными поклепами, а потом уже кликнул Гелло и приказал привести седобородого.
Не к трону – сразу к берегу Стикса, где в предвкушении зрелища собрались две толпы: тени – на одном берегу, свита – на втором.
Харон прибыл изрядно потрепанный: синеватый след поперек крючковатого носа, борода подпалена (я приложил в бою, а ведь и не целился), оба глаза понуро блестят из фиолетовых колец, вместо длинных одеяний – грубая дерюга. Гелло мне, было дело, насвистел, что строптивого сына Эреба и Нюкты засунули с глаз подальше в какое-то подземелье на Полях Мук, где грешники дожидались распределения на казнь.
Нелюбовь грешников к такому соседу была видна воочию.
На этот раз сын Эреба плеваться и скрипеть не стал. Уколол взглядом свиту: поглумиться слетелись? предатели! Равнодушно глянул на меня. И с некоторой гордостью – на своих рук творение: отсутствующий мост над Стиксом.
Мост отстроить так и не удалось.
– И не удастся, не думай, – пробурчал Эвклей, не дожидаясь вопроса. – Стикс мосты не принимает. А этот ей Паллант в древние времена выковал. Когда свататься еще приходил. Вот и держала…
Воды реки текли ледяной смолой, в каждой капле – угроза. Паллант приходил вчера: вислоусый, кряжистый, зато с огромными грустными глазами. Вздыхал и смущался поминутно. «Жена сердится, подарок сломали… Ох… нет, куда мне сейчас, я такое не повторю… Это один раз, для нее…» Я разрешил ему выбрать для жены любые дары из моих кладовых – только бы смягчить.
Впервые видел Эвклея таким взбешенным. «Три часа копался, все кладовые перерыл! А добра, добра сколько на горбу упер – это ж не перечесть! Кубок вот, с пластинчатым дном, нашей, подземной работы, потом еще часы водяные, изумрудами отделаны, копье – золотое, между прочим! – ларец с аметистами… Хозяйственный, с-с-скотина!!!»
Эвклея послушать – так я теперь нищий, а на такую гору сокровищ Палланту понадобился бы не горб – несколько колесниц.