И никогда бы ему не пришло в голову расспрашивать клиентов, не было ли у кого в жизни постыдных слабостей, зацепившихся изнутри стальными коготками, сумевших приобрести силу и кое-что там, под кожей, перестроивших на свой лад.
Н. не сказал Соледад, что, отправляясь в гости к Томкету, они рискуют заблудиться. Он даже не поделился своими сомнениями – когда до Томкета дозвонились, внятного ответа не получили, а лишь какой-то аморфный: хотите прийти – дело ваше, и Н. заподозрил, что приятель не понял, чего от него хотят.
Они вышли на улицу. Похолодало, и Соледад натянула шапочку. Взявшись за руки, они пошли по непонятному маршруту – нужно было попасть на проспект, по которому, сев в автобус или в троллейбус, доехать до остановки, названия которой Н. не знал, и оттуда уже пешком – к площади с всадником.
Чем дальше от центра Большого Города – тем хуже убирались улицы, ледяные лепешки невероятной величины приросли к тротуарам. Идти приходилось медленно. Наконец Н. осенило – он рассчитал диагональ, позволяющую пройти к площади как-то наискосок. Соледад согласилась, что это экономия времени. Она мерзла: решив, что в течение четырех дней нигде шастать не придется, а только один раз от вокзала до дома и один раз от дома до вокзала, она оделась нарядно, но довольно легкомысленно.
Странную причуду позволил себе этот маршрут. (Им только волю дай, только отвлекись на минутку – они внедряют тебе в ноги какой-то извращенный интеллект, и ты движешься не по прямой, как полагалось бы, а по иероглифу, наверняка видному с земной орбиты и имеющему смысл для гостей наших незримых.) Н. и Соледад, беседуя, сами не поняли, как оказались в лесу. Да еще по колено в снегу.
Пейзаж был, разумеется, черно-белый, а белизна выкидывала сюрпризы – словно нарочно кто-то подмазал стволы деревьев, почти все они имели длинные снежные нашлепки на северном боку, по краям ажурные, и разлапистые еловые ветки держали на весу округло лежащий снег, покрытый тончайшей ледяной корочкой, которая при ветре удерживала его от падения.
– Вновь оснеженные колонны, – глядя на эти деревья, задумчиво сказала Соледад. Продолжать не стала – она сама себя понимала, а другому было незачем заглядывать в ее прошлое, где эти стихи что-то значили.
Н. и не пытался. Он даже почувствовал, что человеческий голос в этом пейзаже – совершенно лишний. Поглядев по сторонам, он понял, что поляна нетронутая, на ней не было темных продолговатых пятен, означавших ямы от следов. Только двое забрели на самую середину, взрыхлив снег и остановившись в недоумении.