Соледад вышла в зал, где встречали прилетающих, и увидела Игоря. Он стоял в сторонке, высматривая ее, невысокий, коренастый, в смешной шапочке, которая никак не соответствовала дорогой куртке. Борода и усы делали его старше – мало кто догадался бы, что почти солидный мужчина уже с животиком и с прекрасными черными глазами – двадцатидвухлетний парень. К несчастью, Игорь уродился в маму.
Соледад знала, что в этой авантюре Игорь – на ее стороне. И, когда он запер ее чемодан в багажник своей «тойоты», прямо спросила, не слишком ли буянит Маша и какова вообще обстановка.
– Она клянется, что убьет тебя и суд ее оправдает, – сказал Игорь. – Ну ты же знаешь маму.
Соледад рассмеялась.
– Волосы она мне простила?
– Я впервые слышал, чтобы она так ругалась. Придется тебе покупать парик.
Игорь водил первый год и ехал крайне осторожно – он и по натуре был спокойным и рассудительным, вот тут сработали отцовские гены. На дорогу ушло больше часа – троллейбусом быстрее.
Квартирный вопрос Соледад и Маша решили очень разумно – поселились в одном доме, чтобы не тратить время на путешествия и чтобы Соледад не рисковала простудиться в общественном транспорте. Маша заботилась о ней так, как не заботилась о родном сыне Игоре, постоянно приносила то травки, то мед, то невероятные домашние тапочки – из овечьей шерсти, вроде пушистых слоновых ног. На этом основании она требовала от Соледад разумного поведения. А добивалась в основном неразумного. Ну, может ли благовоспитанная женщина, едва войдя в подъезд, прямо с мороза, не подготовившись, не распевшись, заголосить: «Ах, еду, еду, еду к ней, еду к любушке своей!»
Соледад наслаждалась тем, как гуляет по лестницам, отражаясь уже непонятно от каких плоскостей и пространств, ее сильный голос. Маша, в длинном лиловом халате с драконами, сшитом на заказ, выскочила из дверей на первом куплете романса и закричала:
– Прекрати немедленно!
Но Соледад допела до финала, того самого финала, который они с Машей придумали и так старательно отрепетировали, с негромким счастливым смехом, с мечтательной негой в голосе, это был самый победный финал, во всех концертах публика требовала повторения. И тогда только она вошла в Машину прихожую.
– Тьфу! – воскликнула Маша. – Это просто какое-то уродство! Как ты в таком виде выйдешь на сцену?
– А по-моему, нормально, – возразила Соледад. – По крайней мере, это мне к лицу. Темные цвета – не мои.
– Это вопиющая пошлость. Тебе необходимы длинные волосы, это твой образ…
– Значит, будет другой образ!
Соледад ждала возмущения. По ее расчетам, первый взрыв уже миновал – выйдя из парикмахерской тридцатого декабря, она сфотографировалась встроенной камерой мобильника и отправила снимок Маше вместо новогоднего подарка. После чего отключила аппарат.