– Нет! – сказала Соледад. Она не хотела блистать в одном и том же окружении – это раз. И она не хотела надолго уезжать из России – это два. А поскольку о любви тут речи не было, то эти два аргумента и победили в споре.
Маша знала, что у каждого из них – своя хитрая подкладка. Первая – Соледад раскинула сети и поставила ловушку на человека, который обязательно должен появиться, чтобы помочь в важном для нее деле. Так что новая публика и новые знакомства были просто необходимы. Вторая подкладка – этот человек должен был обладать немалой властью именно в России.
Самой Маше повезло не меньше – и она свела дружбу с пожилым домовладельцем. Но ей особо капризничать не приходилось – домовладелец намекнул, что позаботится о будущем Игоря. Поэтому Маша уже подумывала о переезде – не сейчас, года через два-три, а пока пусть будет романтический роман с поцелуями в аэропорту, розами и шампанским.
Маша переоделась. Она не любила длинных концертных платьев, потому что не любила свою расплывшуюся фигуру, все недостатки которой черный вечерний туалет злобно выделял и подчеркивал. Ей шли джинсы и объемные пушистые свитера, в которых не разберешь где что. Наступало лето, и Маша опять мучилась вопросом: как спрятаться? Но сейчас был вечер, и она влезла в большую цветастую кофту. Упаковав платье в чехол, она повернулась к Соледад и хмыкнула – певица так и стояла в синем платье, да еще держала дорогой букет двумя руками, на манер младенца в конверте.
На губах она держала полуулыбку, очень верно передававшую душевное состояние после концерта, каким оно должно быть в идеале: тихую радость и тончайшую грусть от того, что праздник все-таки кончился…
– Можно? – спросил, приоткрыв дверь, Игорь.
– Давай, забирай веники, – велела Маша. – Платье я сама возьму. И сумку!
Игорь повесил через плечо дорожную сумку с общим имуществом подруг, сгреб все цветы и устремился было из грим-уборной, но Маша удержала его.
– Там много людей у входа? – спросила она.
– Не так чтоб очень.
– Это хорошо…
Они переглянулись с Соледад. Если бы не совершенно разные лица, можно было бы подумать, что женщина улыбается своему отражению в зеркале быстрой хищной улыбкой с тем особенным прищуром левого глаза, который не к добру. За десять лет совместной работы они уже до того дошли, что у них в самые важные минуты была интуиция – одна на двоих.
Соледад вышла из служебного входа первой – так, как если бы знать не знала никаких сумок и даже кошельков. Она несла только цветы – несла их, опустив глаза, держа на губах полуулыбку и не оборачиваясь. Это была игра в аристократку, которая и так знает, что все имущество беззвучно следует за ней, в том числе и кошелек – в кармане особо приближенного лица. Ибо вечернее платье с открытыми плечами карманов для всякой дребедени не предполагает.