Затем потребовалось выучить тот кусок фонвизинской биографии, который относился именно к этому месту, и дюжину афоризмов. Света проэкзаменовала Н. и устроила ему целый бенефис. Домовладелец явился с приятельницей и ее подругой-журналисткой, с фотографом, сперва пил кофе, потом дорогой коньяк, закусывал бутербродами с лососиной и осетриной, узнал много нового о своей мебели и своем антиквариате, громко смеялся над шуткой о географии и извозчике – словом, остался доволен. Фотограф щелкал со всех точек и во всех ракурсах – репортаж предполагалось сделать гвоздем номера в новом глянце для випла. Потом они ушли, и Света с Н. поужинали оставшимися бутербродами.
Началась новая странная жизнь. Сперва в музей-квартиру бегала пресса, и портреты Н. появились во многих газетах и журналах. Потом пресса притихла – пошли косяком сумасшедшие. Одна тетка привела Н. в подлинный ужас: она явилась со старинным, ненамного моложе антикварной посуды, магнитофоном, поставила его на пол, включила и стала расхаживать, делая непредсказуемые повороты и приседая. Ей казалось, будто она танцует менуэт. Н. позвонил на вахту, вызвал охрану, тетку вывели. Осталась только широкополая красная шляпа с пыльными розочками.
Он сидел, глядя на эту шляпу, и корил себя за нелепый страх: тетка вряд ли была способна закатить сцену, а если бы ее успокоить словами и усадить, то можно было бы пройтись по точкам на ее затылке, под плохо окрашенными в желтый цвет волосами.
В тот вечер, сбегав к двум клиентам, он пошел в интернет-кафе и получил от Соледад письмо.
– Встречай, радость! – писала она. – У меня в расписании дырка, я могу приехать на четыре дня. Придумай, куда бы нам спрятаться…
– У нас есть комната! – ответил он. – Когда тебя встречать?
Что за расписание, почему дырка – разумеется, не спросил. Он вообще очень бы удивился, если бы ему посоветовали расспросить Соледад о ее делах.
Два дня спустя он отправился на вокзал.
Соледад вышла из поезда немного смущенная, ответила на долгий поцелуй и сама, взяв Н. за руку, повела его к остановке такси. Он заметил, что женщина ступает как-то тяжело и дышит тоже странно. Рука ее была на ощупь холодна и жестка. Пальцы Н. узнали знакомую беду.
– Подожди, сейчас я тебе помогу, – тихо сказал он. И чуть было не спросил: «Как это тебя угораздило?», но вспомнил – вряд ли человек, не занимающийся профессионально массажем, чувствует и понимает такие вещи.
Он провел Соледад мимо вахтера в свой странный музей, который вверг ее в недоумение: Н. не писал об этой перемене в своей жизни, поскольку сам до последней минуты не верил в успех. Когда она попала в каморку, то вздохнула с облегчением – вот это жилище как-то более соответствовало бродяжьей душе Н.