В квартирке этой, собственно, были две с половиной комнаты. Половина была конуркой без окна, куда Света стаскивала материалы, имевшие хоть какую-то историческую ценность. И вот она, узнав про подвальное житье Н., предложила поговорить с музеевладельцем – ведь было бы совсем неплохо завести еще и живой экспонат. Скажем, с трех до семи в квартире сидит молодой человек в кафтане, камзоле, узких штанишках, белых чулочках, держит в руке лебединое перо и рассказывает посетителям про комедию «Недоросль», которую они проходили в школе и успешно забыли. Кроме того, наливает кофе и предлагает печенье на тарелочках псевдосеврского фарфора. Деловому человеку очень даже забавно привести сюда на чашку кофе приятеля или приятельницу. Для приятелей особо – старинный секретер, в котором всякие интересные напитки…
Н. посмеялся – экспонатом он еще никогда не был. Но два дня спустя Света нашла его и сказала, что дядька в восторге.
Таким образом он получил жилье более качественное – примерно семь метров, с электричеством и отоплением, с ванной комнатой и туалетом. Причем никуда бегать по ночам уже не приходилось. Зато требовалось соблюдение порядка.
С порядком у Н. были сложные отношения.
Когда Света велела протереть полы, он задумался и не смог вспомнить себя с мокрой тряпкой в руках. Ему даже стало страшновато – полы следовало протирать каждый день. Слова отказа вдруг сами сложились вместе, осталось произнести – и тут он вспомнил Соледад.
Конечно, он мог привести женщину и в подвал – там было тепло и забавно. Однако речь шла не о полусотне часов секса с краткими перерывами на сон и еду. Он не хотел остаться для Соледад существом, которое может обеспечить свою любовь только сексом.
– Я люблю тебя, – беззвучно напомнил он Соледад и покорно взялся за тряпку.
Несколько раз ему уже казалось, что он встретил не просто женщину, а свою женщину. Именно казалось – конфликты начинались довольно скоро, и он, немного потосковав, отправлялся в свободный полет. Бульдожка – и та не стала его женщиной, хотя родила ему дитя. Только теперь до него дошло: если он хочет сказать о ком-то «моя женщина», то другая сторона должна не менее уверенно сказать о нем «мой мужчина». Соледад не произносила этих слов – да они и не нужны человеку, который привык объясняться руками. Ее поведение, ее жесты, ее молчание были исполнены доверия. Она доверила ему себя холодной зимней ночью, понятия не имея, что из этого получится.
Она отдалась ему именно так. А остальное было для него слишком привычно.
Несколько дней прошло в суете – нужно было передоговориться с клиентурой и сходить на примерки. Наконец Н. увидел себя в зеркале и изумился: он был очарователен в кавалерском наряде восемнадцатого века, с ног до головы. Его узкая ступня, высокий подъем, плавные линии голеней и бедер, тонкая талия и не слишком широкая грудь принадлежали восемнадцатому веку, он и не подозревал, что создан по законам давней красоты. Его золотистые волосы Света собрала в хвостик, прихватила заколкой с черным бархатным бантом и сама удивилась: если поставить в коричневый полумрак, высветить лицо вполоборота, получится старинный портрет молодого аристократа, офицера по праву рождения и поэта по приказу государыни, с осанкой сильфа, строгим профилем и девичьим румянцем.