Лорд Роберт Горсей, граф Клиффорд, единственный сын Олдфорда Горсея, маркиза Нортгемптона, обласканного королем Георгом II за заслуги перед Англией и короной, стоял посреди холла родового замка и напряженно прислушивался к звукам, раздающимся из глубины дома, в ожидании появления отца.
Мрачный и просторный холл навевал на него тоску торчащими отовсюду головами охотничьих трофеев, чьи вытаращенные глаза и распахнутые пасти вызывали отвращение. Одно дело стрелять в уток или вальдшнепов, которые потом попадают на стол в жареном или запеченном виде. Но смотреть на десяток развешанных то тут, то там чучел не доставляло ему никакого удовольствия.
Однако у его отца на этот счет было другое мнение, и он обставил свой дом всеми атрибутами, подчеркивающими роскошь и богатство его семьи. Портреты кисти известных художников, лепнина, дорогие ковры, хрустальные люстры – все это было неизменным окружением старшего и единственного сына.
Его недавнее двадцатипятилетие было отмечено с привычной пышностью, что еще больше было подчеркнуто блестящим собранием родовитых и напыщенных гостей. Среди них были и те, кого граф Клиффорд мог назвать своими приятелями. Он проводил с ними довольно много времени, которое было посвящено таким важным делам как прогулки верхом, охоте и игре в бридж.
Обладая от природы замкнутым и упрямым характером, он тяжело сходился с людьми, предпочитая обычно прикрываться маской «Я – Горсей», и этим все сказано». И все-таки у него была парочка друзей, которые дальше всех продвинулись в познании настоящего Клиффорда, и тем самым были удостоены его дружбы. Он с ними делился многим, хотя, самая важная тайна, как он надеялся, осталась при нем.
Его мать, леди Эсмерелда Нортгемптон, в девичестве Уолтшир, души не чаяла в своем сыне, видя в нем черты своего рода: утонченность, мужественность, гордость и, главное, великодушие, которое она ценила в людях больше всего. Она не раз говорила Роберту, что именно великодушие его сила, сила его души.
Леди Нортгемптон знала, о чем говорила, потому что Олдфорд Горсей был довольно суровым человеком, далеким от сантиментов и мягкосердечности. Он был тверд в своих принципах и решительно пресекал все попытки окружающих выйти за рамки его представлений о жизни. Его указания должны были исполняться как можно скорее, а неисполнение каралось неумолимо. Сказать, что все трепетали перед его гневом, значило не сказать ничего.
Эхо шагов вырвало Роберта из задумчивости, и он выпрямился, надеясь, что это наконец-то его отец. Так и оказалось.
