Они были кроваво-красные, бархатные и в капельках росы.
Розы.
В огромной корзине.
От их аромата у Амабель закружилась голова и екнуло сердце.
– Но как… В это время года? – непроизвольно вырвалось у нее.
– Говорят, Уильям скакал всю ночь до Кью Гарденс в Лондоне и обратно, чтобы привезти их вам к утру, – вполголоса сообщила Доротея, укладывая ее волосы. – Граф Клиффорд приказал Уильяму купить ровно восемнадцать и проследить, чтобы каждая была полураспустившаяся.
Амабель поджала губы и погладила пальцем шелковую канву лепестка. Полураспустившиеся… Это что, скабрезный намек?
Что стоит за этим внезапным приливом внимания? Извинение или просьба о прощении? Неужели он думает, что она растает и будет себя вести, как ни в чем не бывало? Жалкая попытка!
– Миледи, вам еще письмо, – обратился к ней слуга, что принес цветы.
– Письмо? – Oна недоумевающее посмотрела на него.
– От графа, – пояснил он и протянул конверт.
Амабель подняла брови, однако открыла маленький прямоугольник и прочитала написанное. Витиеватые изысканные строчки приглашали ее разделить вместе с ним обед в столовой. Причем, приглашали так учтиво, что это почти напоминало раболепие.
Она слегка улыбнулась, вспомнив его ошарашенное лицо, когда пригрозила ему ножом. Но потом нахмурилась, осознав, что если примет это приглашение, практически простит его. А она не собиралась ему ничего прощать!
– Нет…
– Госпожа? – Cлуга с готовностью посмотрел на нее.
– Передайте ему, что я не приду.
Тот поклонился.
– И отнесите эти цветы ему обратно. Он может поставить у себя в комнате или выкинуть! Мне все равно.
– Да, миледи.
Пока слуга уносил розы, Амабель, освободившись от рук Доротеи, подошла к окну. Ее мысли витали далеко от этой комнаты, цветов и приглашений.
Наблюдая за сменой облаков на бледно-голубом небе, она представила себя птицей, которая, расправив крылья, летит свободно и легко над оживающей землей. Ее перья были невиданной раскраски: сочетание зеленого и синего, голова отливает золотистым, а клюв серебряным. Когти такие сильные, что она сможет ими разорвать любые сети и вырваться на волю. Крылья такой величины, что закроют собой небо, а еще – широкая грудь, где бьется большое неутомимое сердце.
Ветер, друг-бродяга, помогает ей не сбиться с курса. Гонит, как и облака, все дальше и дальше, в землю обетованную, «где течет молоко и мед…»
Только птица эта глупая. Она не хочет в далекую страну, ее тянет обратно, в то гнездо, где ее ждут лишь разбросанные веточки и выщипанные перья, тот приют, который она хотела бы назвать своим. Своим домом, колыбелью, очагом. Где даруется свет, созидается тепло и рождается жизнь.