– Вот именно! Так что, знай свое место!
– Я помню. А вот вы, похоже, забыли.
– Что?! – Розалинда с негодованием повернулась к нему. – Ты опять нарываешься на неприятности!
– Если неприятности в вашем случае означают залезть к вам под юбку, то я согласен.
Леди Клиффорд задохнулась от возмущения такому повороту, не найдя резких слов для достойного ответа этому наглецу.
– Думаю, вам нужна твердая мужская рука. И хорошая порка.
– Да как ты смеешь! – практически провизжала Розалинда на такую дерзость. Она мысленно уже видела этого хама с окровавленной спиной после десятка розг. – Я скажу все своему отцу! Он тебя высечет и посадит в тюрьму!
– Не посадит, – отрезал он и, оторвавшись от стены, направился к ней.
– Ч-что ты делаешь?! – внезапно испугалась она и стала отступать. – Не подходи ко мне! Прочь! Как ты смеешь!
– А если посмею? – проговорил Лэндон, продолжая двигаться.
– Ты об этом пожалеешь! Я все скажу брату и отцу и…
– Я уже это слышал. Только вот… думаю, ты будешь молчать… – его язвительная улыбка привела ее в еще больший ужас, и, внезапно, от осознания того, что он задумал, удушливая волна страха заставила ее сердце сжаться в тугой комок.
– Как… как ты можешь! – лепетала она, оглядываясь по сторонам в поисках пути для побега. – Ты не можешь… не можешь…
– Не могу? Чего? – продолжал издеваться он, загоняя ее дальше в угол.
Розалинда тяжело дышала, понимая в какую ловушку загнала саму себя, и стала говорить все подряд, лишь бы остановить приближающуюся катастрофу:
– Ты не смеешь… я не хочу… я буду кричать… ты слуга… ты мерзкий наглый конюх… мне противно приближаться к тебе…
Резкий толчок и звук рвущийся ткани оборвал ее слова, и в следующий момент она уже лежала на подстилке из соломы. Ее глаза на мгновение запечатлели деревянное перекрытие крыши, а потом она ощутила руки на своих оголенных ногах и стала изо всех сил отбиваться, издавая хриплые вымученные звуки.
Она чувствовала, как силы быстро убывают в неравной борьбе с сильным соперником. Ее руки били, не нанося особого вреда, но тем самым растрачивали последнюю энергию. В следующий момент она ощутила возню у себя под юбкой и треск ткани, облегающей ноги. Предприняв последнее усилие, она с криком рванулась вверх, но тяжелая рука накрыла ей рот, а бедра оказались прижатыми сильным телом.
Ее сердце зашлось от страха, неизбежности, неверия. Она чувствовала себя потерянной и одинокой, попавшей в сети своего же характера. Она боялась лишний раз вдохнуть, будто это могло ей как-то помочь выбраться из этих пут.
Все еще предпринимая попытки вырваться, она вздрогнула и простонала от пронзительных ощущений, когда пальцы ворвались в ее естество. Они там хозяйничали, выискивая, расширяя, углубляясь. Затем их заменило твердое и длинное, мужское, решительно заполонившее все пространство. Она вскрикнула от острой боли, и слезы хлынули из ее глаз, когда он начал двигаться внутри нее, добавляя мучений. Она невольно сжала ноги, пытаясь уменьшить боль, но он приподнял ее бедра, пробираясь еще глубже. Всхлипнув, она закрыла глаза, чтобы не видеть его напряженное лицо и почерневший от вожделения взгляд. Он тяжело дышал, наседая на нее все сильнее и стискивая ее ноги так, что они начали дрожать. Убрав руку, закрывающую ее рот, он пробрался ею под корсаж и стал сминать ее грудь, покручивая соски. Она невольно выгнула спину дугой от болезненной и в то же время чувственной остроты ощущений. Убыстряя движения, он судорожно прижал ее к себе еще сильнее, издавая хриплые стоны. Наконец, он дернулся и, вскрикнув, прижался лбом к ее оголенному плечу.