Палпатин громко рассмеялся:
— Никто не будет управлять тобой, джедай, если ты не позволишь этого. Я покупаю твое внимание, а не волю. И даже его — лишь на двенадцать недель.
Люк по-прежнему колебался. И Палпатин чуть подтолкнул его дальше:
— У тебя так мало веры в свои убеждения — раз ты опасаешься, что на тебя можно будет легко повлиять?
Люк не хотел отвечать на это.
— Что будет по истечению срока?
Понимая, что он добился своего, Палпатин мысленно улыбнулся.
— Как только договор будет выполнен — мы оба больше ничего не должны друг другу.
Двенадцать недель более чем достаточно. Более чем достаточно, чтобы привязать к себе мальчишку, чтобы поднять все его слабости и использовать их. Получить ситха.
Впервые он подошел к нему почти вплотную, встав над сидящим юношей.
— Ты боишься?
Люк стойко держал его пристальный взгляд.
— Не вас.
Он смотрел, не моргая, в те ядовито желтые глаза, хотя знал, что говорит ложь — он был бы глупцом, если бы не боялся Палпатина.
Тот смотрел в ответ с вожделением желанного; раздумывая, понимал ли Скайуокер глубину своей ошибки, ни на мгновение не сводя с него пристальных глаз. В тишине Палпатин протянул руку…..
Давление, что испытывал в тот момент Люк, фактически не давало воздуху поступать в легкие. Неужели он действительно должен согласиться на это? Его согласие купит так много, но не станет ли эта цена слишком высокой?
Знал ли Мастер Йода, что его друзья будут его слабостью? Он говорил ему, предупреждал перед тем, как Люк оставил Дагобу, чтобы тот позволил им бороться самостоятельно. Фактически он просил, чтобы Люк пожертвовал ими ради более важной цели.
Неужели он так плохо понимал его? Размышляя, Люк слегка покачал головой: он не мог оставить их тогда и не может оставить их сейчас. Он был просто не способен на это; поступить так — шло против самой его сущности. Он уже потерял так много, так много было оторвано от него, и он добровольно собирался отдать еще больше…, но он не мог не согласиться на эту сделку. Не мог бросить тех, кто был так близок ему.
Он знал — знал — что это будет дорого стоить ему…
Император протягивал белую, смертельно бледную руку, длинные, острые ногти искривлялись в виде когтей. И Люк ничего не видел кроме этой руки — сжимающейся вокруг его горла…
И он не мог остановить ее.
Сердце тяжело стучало, но он понимал, что уже сделал выбор — сделал его в тот момент, когда оставил Дагобу.
Однако, когда в тихом согласии он взял руку старика, по позвоночнику прошла невольная дрожь и его слегка затрясло от шокирующих колебаний, идущих в Силе — как будто все повсюду насильственно переворачивалось и искривлялось в конвульсивных судорогах. Рефлекторно он резко дернул ладонь назад, но ситх держал ее крепко в безжалостном и холодном, как могила, рукопожатии.