Они бродили по Замку втроём: она, муж и приятель мужа, его бывший однокурсник. Однокурсник рассказывал об истинной истории Замка, а муж вставлял свои замечания, всегда очень меткие, и оба они с улыбками опекунов смотрели на Босую, ласково отмечая про себя, как светятся её глаза — она ни о чём таком раньше не слышала.
Они ходили по рухнувшим балюстрадам и гулким полузатопленным коридорам, взбирались на кучи щебня, и кирпич трещал у них под ногами, и где-то в глубине замка стонало время, и капала вода в нижних этажах, громко, тоскливо, размеренно… То и дело им попадались люди: художники, что открывали для себя прошлое, какие-то нищие, а то и крестьяне, что до сих пор приходили в никем не защищённый замок, чтобы стырить что-нибудь, что ещё могло пригодиться в хозяйстве. Тогда ещё никто не слышал ни о каком ЮНЕСКО, а если и слышал, то никогда не думал, что Замок также может оказаться под его охраной.
Вдоволь набродившись по Замку и насытившись интеллектуальной беседой, они присели во дворе, Босая достала приготовленные с утра бутерброды, а однокурсник мужа — бутылку местной самогонки. Мужчины выпили по три чарки, Босая также сделала один глоток — самогон обжёг внутренности, перехватило дыхание, а сам Замок после этого глотка вроде бы изменил свой облик. Вроде бы подмигнул Босой: думаешь, здесь давно уже никто не живёт? Думаешь, здесь царит мерзость запустения, здесь, между истлевших стен и куч щебня? Нет, панночка, здесь есть жизнь. И она наблюдает за тобой через щели. Наблюдает стыдливо, но внимательно. Гораздо более внимательно, чем ты думаешь.
Выпив, мужчины тихо затянули песню. Они пели хорошо, у обоих были неплохие, сильные голоса, натренированные в университетском хоре и на кухонных посиделках, на рыцарских турнирах и в летних походах по нашей потерянной Атлантиде, у костров, под чистый, как слеза, самогон. Это была красивая песня: «Ой гарэла Ганна…» — тянули мужчины, и Босой хотелось подпевать, но она смущалась, сама не знала, почему. Наверное, надо было ещё выпить, но самогона она боялась. Самогон была мужским напитком, от которого Босой могло стать плохо, а она очень хотела быть хорошей женой и надёжным товарищем своему молодому мужу.
Мужчины посидели, однокурсник выкурил вонючую, как горелая шина, дешёвую папиросу, он признавал только такие, которые курят простые мужики. Они повели Босую дальше и всё рассказывали, рассказывали о князях Якутских, о Казимире Якутском, который был отважным патриотом, не чурался простого народа и к тому же прославился как поэт — это он написал красивую песню про Ганну, а потом этот факт как-то забылся, как и сами подвиги погибшего на войне с москалями Якутского.