«Вы, спадару, настоящий друг Беларуси, — одобрительно сказал Павлюк. — Некоторым беларусам бы у вас поучиться. Я всегда говорил: мы, беларусы, славянские немцы. Мы — арийская раса. У нас с вами много общего. Например, в языке… Дах, например, цукар… Дах, цукар… Дах… Что там ещё? Забыл».
«Клитер», — кивнул Кунц.
«И это тоже», — вздохнул Павлюк, не заметив насмешливый взгляд немца. Все облизнулись — так громко, что Отставник поднял на нас свои стеклянные глаза и снова опустил голову на столешницу.
Опять в нашей просторной, освещённой люстрами комнате воцарилось молчание. Я смотрел на своих братьев по несчастью и четко понимал, что в этот момент все они представляют себе нависшие над ними царственные вульвы. Представляют, как тянутся к ним губами в услужливых поцелуях, немного более жадных, чем требует этикет обезумевшей китайской императрицы. Представляют, что завтра в комнату зайдет Джек Потрошитель и громким голосом объявить приказ Босой, что с этого дня ежеутренне каждую террористку надлежит приветствовать только таким образом. Представляют — и облизываются. Слюна течет по подбородкам, стекает на колени, на пол, на ковер в аленьких цветочках, на белые колготки.
Белые колготки.
В отличие от них всех, я представлял себе в этот момент только белые колготки.
Белые колготки с тёмными пятнами на коленях. Нет, белые колготки я отдавать им не собирался.
И снова я был один. Эти мужчины за дубовым столом и женщины в тёмном углу снова были мне совсем чужими.
Слишком белое платье. Слишком белые колготки. Над замком, как флаг непокорности.
«Интересно, у них там уже есть план?» — сказал, моргая глазами, Рыгор, который первым отошёл от этих охмуряющих, скользких мыслей, и все зашевелились, заговорили: «Ясно есть! Завтра будет штурм. Завтра этих мокрощёлок раздавят, места живого не останется!»
«Вот как знал, не хотел сюда ехать, — сплюнул на пол Виталик. — Жена, дура, уговорила. Культуры ей захотелось. Теперь сидит во, сопли льёт. Знал же, блядь, нельзя дуру слушать…»
«Виталик!» — раздался из угла обиженный голос.
«Цыц, муха!» — крикнул Виталик чуть ли не со слезами в голосе. Муха сделала цыц, и долго ещё из угла слышалось нудное и обиженное сопение.
«А я вот каждый год езжу, — с гордостью сказал Рыгор. — Я здесь духом Родины заряжаюсь. Не поверите, ребята, но правда — заряжаюсь, как аккумулятор. Сюда раз съездишь — на год хватает. Я здесь морально очищаюсь и энергию всасываю. Как подумаешь, что по этому вот паркету, по этим вот лестницам, по этим вот древним балконам и стенам все наши знаменитые князья и гетманы ходили, что вот здесь они славу добывали — ну просто другим человеком становишься. Как в санаторий съездил… Но в этом году конфуз вышел.