Сел в тени, помахал перед носом сборником сканвордов. Решил подождать, что будет дальше. Но дальше не было ничего интересного. Приехала милиция, которая всячески имитировала бурную деятельность, бутафорская милиция бутафорского государства. Приехали мрачные люди в серых костюмах, которые начали переговариваться по рациям и раскладывать на капотах свою аппаратуру. «…И иностранные граждане», — услышал он обрывок разговора. Автобусы, как большие коровы, неспешно отъехали от Замка и начали сползать по желтой дороге вниз, на шоссе. К Человеку из Михалин подошёл милиционер и грубовато попросил как можно скорее свалить отсюда. Вместе с десятком случайных наблюдателей, живо, незлобивым матерком обсуждавших сенсационное событие, его заставили покинуть холм.
Человек из Михалин не знал, что ему делать.
Он подождал до вечера и связался с мудрыми — гораздо мудрее его! — и невидимыми мужами.
Мужи приказали ждать инструкций. Человек из Михалин вернулся в деревню, сел в саду и стал ждать. Наступил вечер, началась буря, рвала деревья, пыталась вытащить их с корнем, дом скрипел, будто над ним бушевал пьяный великан, которому сегодня утром выдали зарплату.
Человек из Михалин спал плохо. Он никак не мог успокоиться. В той девке, которая пригрозила ему из окошка дулом автомата, было что-то такое, что ранило гордость Тадеуша Р-ского до самых её тёмных глубин. Слишком уж наглая была та девка. Слишком уж вольготно себя чувствовала. Кто ей дал право? И кто ей дал автомат? Да она застрелится из него случайно, она его и держать-то толком не умеет. Но автомат — это ладно. Это можно пережить, разобраться, отобрать, наказать. Но голос! Такой голос наглый. Просто непростительно наглый. Говорить так с мужчиной старшего возраста недопустимо. Нельзя!
«Нельзя — это дырочка между глаз», вспомнил он и его затрясло от бешенства.
«Ясно пану?»
Человек из Михалин решил, что он попросту не имеет морального права оставить всё как есть. Решать с кондачка, как говорят мудрые мужи.
Всю ночь он сидел и думал. Он знал Замок как свои пять пальцев. Оставалась только одна серая, недоступная, не изученная им зона.
Назавтра он поехал на своём фольксвагене в другую деревню, совсем близко от Замка. Зашел во двор крайней хаты, цыкнул на собаку, постучал в окно. Никто не отзывался. Человек Михалин обошёл дом и увидел старый, кое-как сбитый тувалет — так здесь его называли.
В тувалете деловито стонали. Человек Михалин резко открыл дверь и зловеще улыбнулся.
«Здорово, краевед, — сказал он. — Давно не виделись».
«И вам хорошего здоровьечка, Фёдор Вячеславович, — заскулил человек в позе птицы, пытаясь оторвать непослушными, похмельными руками кусок газеты. — Обождите, я шчас…»