Узел морщин над переносицей
Младший флагманский минер с беспокойством смотрит на буксировочный конец, тянущийся за кормой.
«Доведем или не доведем? — думает он. — Неужели и теперь не доведем?»
Водолазный бот неторопливо пересекает рейд.
Немцы, в который раз за это утро, бомбят Севастополь. От горящего города протянулись полосы дыма над водой. Они расширяются, удлиняются. Похоже на костры в степи, раздуваемые ветром.
— Береговой тянет, товарищ старший лейтенант, — доложил мичман Болгов, командир водолазов. — Выскочим из-за мыса, прикроемся дымом от пожара.
Старший лейтенант молчит.
По счастью, немцы не знают, что тащит за собой этот бот. Знали бы, спохватились, мгновенно изменили курс своих самолетов, бросили бы их в угон за ботом. Потому что он тащит за собой немецкую мину, только что поднятую нашими водолазами со дна. Мину нового, неизвестного образца, которую не берут советские тралы. Неразгаданную мину!
Приказано отбуксировать ее в укромное место, вытащить на берег и там вскрыть, чтобы узнать, какая тайна спрятана у нее внутри. Точнее, не попытаться, а сделать это во что бы то ни стало, и поскорее! Ибо от разгадки этой важной военной тайны зависит судьба Севастополя…
Водолазы украдкой косятся на старшего лейтенанта.
Он стоит на палубе, расставив ноги, слегка нагнув голову, будто собрался бодаться, — обычная его поза во время напряженно-сосредоточенного размышления.
Говорят, он закончил военно-морское училище здесь же, в Севастополе, не очень давно, лет за шесть или семь до войны, но сразу выдвинулся, ходко пошел вперед. Несмотря на молодость, считается на Черноморском флоте одним из лучших знатоков минно-торпедного оружия противника.
Обстоятельства в первые дни войны сложились так, что флагманский минер флота вынужден был остаться на Черноморском побережье, руководить минной обороной кавказских военно-морских баз. В Севастополе, естественно, возник вопрос о его заместителе, то есть о минном специалисте при командующем Севастопольским оборонительным районом. Выбор пал на старшего лейтенанта.
(Пожелание Ивана Сергеевича, как видите, осуществилось, и сравнительно быстро в условиях войны.)
«Так как же, доведем или не доведем? Ведь это уже вторая поднятая со дна мина. Первую не удалось довести. Взорвалась почти у самого места назначения. Выходит, плохо вели?»
Григорий не смотрит ни направо, ни налево. Он как бы в шорах. Абсолютно прямолинеен. Лишь изредка оглянется: верен ли курс, скоро ли берег? И опять замрет, не сводит глаз со стапятидесятиметрового пенькового троса, который то натягивается за кормой как струна, то провисает, ныряя в волнах. Мины не видно. Она целиком в воде. Свисает, будто капля, под днищем шлюпки.