Вот нас пригнали в огромный лагерь, и мы видим огромную орду несчастных оборванцев. Бывших солдат Союза. Здесь, наверно, с тысячу палаток и шатров. Это наш город. Проспект из утоптанной грязи делит его пополам, и к удивительным жилищам ведут грязные тропинки. Пленных в лагере тысячи три. Может, больше. Сосчитать трудно. Деревья за высоким бревенчатым забором – унылые, ободранные и тоже похожи на пленных, взятых в неизвестной войне. С вышек смотрят часовые. Все мы, ирландцы, заходим в ограду. Повсюду стоят охранники с мушкетами, взятыми на плечо. Ружья на подставках, и при них солдаты Конфедерации – может, ждут приказа нас уничтожить. Мы не знаем. Воняет словно из задницы у дьявола. Все покрывает толстая кора грязи, слой грязи, убивший все, что могло тут расти. Мы видим, как солдаты присаживаются посрать над ямой – на виду у всех. Костлявые задницы светят, как луны. Потом нас распределяют по тринадцать человек на шатер – Джон и Дэн попадают вместе со мной. Дэн держится поближе к нам, потому что в голове у него темно от воспоминаний. Он говорит, что уже видел все это, и я не сразу понимаю, о чем он. Этап тяжело обошелся Дэну, ступни у него сочатся желтым, водянистым. Может, в лагере и есть врачи, но их, должно быть, отпустили в увольнение – мы ни одного не видим. Чертовы конвоиры сажают с нами двух чернокожих – судя по ухмылкам, им кажется, что это очень смешная шутка. У одного из чернокожих отваливается рука – кто-то отмахнул саблей – и пальцев на ногах не хватает. Этому парню нужен врач – он стонет день и ночь, валяясь на грязном полу. Я ничего не могу сделать, только смотреть. Его приятель пытается его как-то обмыть, но, похоже, у того кругом раны. Приятель говорит, что его зовут Карфаген Дейли, и смотрит на нас выжидательно, – может, мы недоброхоты. Наверно, нет, потому как он успокаивается и рассказывает нам, что они воюют уже год. Сражались в Виргинии, а потом под стенами, как говорится, Ричмонда. Вроде бы порядочный человек. Он старается помогать другу, которого, по его словам, зовут Берт Кэлхун. Юному Берту Кэлхуну, по моему мнению, больше всего нужен врач, но врача нет. Всему лагерю нужен врач. Мятежник, что командует нашей развеселой улицей палаток, – первый лейтенант Спрейг. Что его ни спроси, он смеется в ответ, словно говоря: ну и шутники вы, замарахи в синих мундирах. Мы кажемся ему очень забавными. Я спрашиваю охранника, можно ли что-нибудь сделать для Берта Кэлхуна, и он тоже смеется. Как будто мы комики на сцене у мистера Нуна. Судя по тому, как они веселятся, мы могли бы создать труппу и гастролировать на Юге. У этого парня рука висит на ниточке, говорю я. Неужели нельзя найти кого-нибудь, чтоб ему помочь? Врач не будет ходить за ниггером, отвечает охранник, рядовой Кидд. Он должен был раньше об этом подумать, допрежь чем идти с нами воевать. Чертовы ниггеры. С нами в шатре живет еще один темноволосый мальчик. Он хочет, чтобы мы перестали искать помощи для Берта Кэлхуна. Он говорит, южане стреляют всех, кто помогает ниггерам. Говорит, ниггеров нарочно поселили вместе с нами, чтобы узнать, как мы к ним отнесемся. Говорит, только вчера охранник застрелил сержанта северян, который просил того же, что сейчас Джон Коул. Я смотрю на Джона Коула – что он скажет. Джон Коул мудро кивает. Я, наверно, понял, говорит он.