— Послушайте, но это название тоже не подходит. Слово «джихад» четко ассоциируется у наших граждан с местью. Такой крем никто не купит, разве что в качестве подарка своему лютому врагу, — ответила Мимозина.
— Это очень хорошо, — улыбнулся господин Аббас. — Я над этим думал. Ваши люди — злые, женщины у вас злые, мужей своих не любят. Если у крема будет непривлекательное название, то жены, скорее всего, купят его мужьям. Это мой тайный замысел, — хлопнул в ладоши доктор Джихад, который вдруг очень даже неплохо заговорил по-русски.
— А крем-то хоть нормальный? — спросила я.
— Крем очень хороший, по французской технологии делаем. Я вам оставлю образец. Вы его понюхайте, — он протянул баночку Мимозиной.
Мимозина открыла банку, понюхала и закатила глаза:
— М-м-м, какой бесподобный аромат, прямо как французские духи, понюхай, Миля.
Я принюхалась. Крем пахнет обыкновенной отдушкой.
— Да-а-а, бесподобно, — улыбнулась я.
— Это вам подарок, — сказал господин Аббас, посмотрел на часы и стал прощаться.
— А как же сайт обсудить? — спросила я.
— В следующий раз, мы спешим. Вы пока думайте над названием и упаковкой. Деньги мы завтра перечислим. — Аббас поцеловал Мимозиной ручку, мне почему-то пожал и пулей вылетел из комнаты.
Мы с Мимозиной взяли банки с кремом и пошли в офис раздавать слонов.
Крем для ног взял себе Пробин, детский Ромашкина попросила для дочери, мужской и женский для лица и крем для кожи вокруг глаз Мимозина оставила для себя и своего кавалера, а мне достался крем для рук. Я обиделась, потому что хотела получить для глаз или как минимум для лица.
Пошла домой. Встретила в метро Ольку. Олька одета с иголочки: новые туфли на шпильке, дорогая сумка, новая юбка и блузка.
— Ты как? — спросила я.
— Отлично! Помнишь человека, с которым я в булочной познакомилась? Так вот, мы с ним встречаемся. Он такой замечательный. Кучу шмоток мне накупил, сказал, что я — мечта всей его жизни, — смущенно выложила Олька.
— Ты молодец, ты счастье свое заслужила, — вздохнула я. — А Ваня что?
— А ничего, звонил мне вчера, говорит, в буддисты подался и наконец-то понял смысл бытия, агитировал меня вступать в их ряды.
— А ты?
— А я нет, с меня пастора Джона хватило. Ну ладно, мне здесь выходить, — сказала Олька и выпорхнула из вагона.
Я за нее рада, искренне рада, кто-кто, а она все-таки заслужила нормального мужика. Вот только почему-то на душе паскудно и кошки скребут. Гад Швидко, лучше бы я никогда не переступала порог этой студии, лучше бы и не смотрела в его сторону. Сволочь и гад.
Пришла домой. Мама сидит плачет, все никак не может смириться с тем, что Армена забрали в армию, папа ее утешает и говорит, что все уладится и они через месяц поедут его навещать. Я вспомнила, что забыла на работе цветы, которые сама себе купила.