— Команда номер один!.. Слушай перекличку. Кого назову, отвечайте «я» и становитесь в колонну по четыре. — Он показал рукой, где нужно строиться, и принялся выкрикивать фамилии.
Только первый ответил «я», остальные отзывались кто как привык: «здесь», «есть», «тут» и даже «ага». Но военный не обращал на это внимания, следил лишь, чтобы отозвавшийся стал в строй, и только после этого называл следующего.
Платон шел, кидая глазами по сторонам, искал Федора среди молодых групп, но нигде его не находил. Наконец почти у самых военкоматовских ворот увидел жену и младшего сынишку — Женьку. Возле них на земле лежал новенький черный, из чертовой кожи рюкзак. Жена смотрела не спуская глаз на двери военкомата и не заметила, как подошел Платон. Он легонько тронул ее за плечо, она вздрогнула, оглянулась:
— Ой, кто это?.. Думала, Федя… Пришел? — Она смотрела на Платона покрасневшими глазами, силилась сдержать слезы и не могла, губы дрожали, слезы катились по щекам. Хотела что-то сказать, но только рукой махнула и отвернулась, вытирая глаза.
Платон успокаивающе сжал ее плечо, удивился про себя: жена совсем сдала — похудела, щеки впали, под глазами синие ободья. Спросил:
— Где Федор?
Ответил Женька:
— Пошел туда, — и кивнул на здание военкомата.
Платон приобнял сына, прижал его голову к себе, подержал с минуту, будто сказал: «Так-то, сынок… Держись!..» — и отпустил.
— Сходил бы узнал, что там, — попросила жена Платона.
— Да что там? Известно… Мешать только. Придет — сам все расскажет… — Однако не спеша направился в здание и вскоре вышел оттуда с Федором.
Федор, плотный, коренастый, с густыми черными бровями, весь в Платона паренек, улыбнулся матери ободряюще:
— Все в порядке!
— Что «все в порядке»?
— Ну, отдал повестку и паспорт. Сказали: «Жди на улице. Вызовем. Твоя команда номер семь». Так что надо прислушиваться, чтобы не прозевать.
Мать взглянула на Платона, тот отвел глаза в сторону, сказал Федору:
— Не прозеваем… Они выкликают громко.
— Значит, берут все-таки? — упавшим голосом спросила мать.
— Во! — удивился Федор. — Ну а как же? Я же не инвалид, — и обернулся за поддержкой к отцу.
— Может, пошел бы похлопотал? — сказала она Платону.
Платон недовольно отвернулся, потом сказал ей тихо:
— Маруся, не надо… Не выдумывай…
— Он же мальчик еще, дитё.
Федор покрутил головой, крякнул досадливо:
— «Дитё»… Если бы не война, я уже давно был бы в армии. «Дитё». Всех берут, а я — дитё?
Мать смотрела на него, качала головой. Худенькая, заплаканная, у нее, казалось, уже не осталось и сил, чтобы сказать ему что-то, и она смотрела на сына молча, словно хотела насмотреться напоследок.