Я нарушила молчание. — Твоя комната больше моей. Очевидно, что некоторые преступники предпочтительнее других.
Он наклонил голову. — Я должен сообщить тебе, что извинения нравятся мне даже меньше, чем благодарность.
Я сглотнула, чтобы облегчить сужение в горле. — Я была в ярости на тебя, но я, правда, целилась на край твоей мантии. Ты так легко парировал все мои атаки. Мне и в голову не пришло, что я могу причинить тебе боль.
Когда он не ответил, я сказала: — Извини. Даже если ты не хочешь это слышать. Я была несчастна от этого.
Он кивнул.
— И я ненавидела, что ты ушел. Я даже не могла объясниться. — Я подошла ближе. — Хотелось бы мне увидеть твои глаза сейчас.
Он горько усмехнулся. — Но тогда тебе придется увидеть и остальное мое лицо. — Низкий, насмешливый тон сдерживал намек на боль. — А я предпочел бы, больше не видеть это выражение ужаса. Когда-либо ещё.
Он сказал это так, как будто думал, что я боюсь его. Я двинулась вперед и вытащила стул напротив него и села за стол.
— Это был не ужас как ты думаешь. Это…
— Я знаю, как выглядит шок и отвращение. Слова были острыми и неуступчивыми.
— Шок, да. — Я покачала головой. — Отвращение, нет. Я не знала, что случилось с тобой, и я почувствовала…
— Жалость, — сказал он.
— Сожаление. Ужас от самой себя. Что я могу сделать это с кем-то. Все, что ты сказал было правдой. Я опасна. Для себя. Для других. Моя бабушка говорила мне, что мой дар спасет людей когда-нибудь. Но я никого не спасу. Не я. Я не моя мать.
— Ты все равно можете спасти людей.
— Убив короля, — сказала я, тяжело моргая. — И что ты думаешь о моих шансах?
Некоторое время мы сидели молча. Я уставилась на свои руки, сложенные на коленях.
— Послушай, Руби. — Мои глаза метнулись вверх, чтобы найти его наклонившимся вперед. — Я знаю, что ты намного сильнее, чем была, когда пришла сюда. Брат Тисл думает, что ты больше чем ещё одни Огнекровный с непростым характером.
Я слабо улыбнулась на его попытку дразниться.
Масляная лампа горела тускло, бросая комнату в тень.
— Почему ты здесь? — спросила я, уставившись на его губы, которые стали мрачными, жалея, что не могу увидеть его глаза.
— Брат Тисл, — ответил он. — Он взял меня, когда мне больше некуда было идти.
— Что случилось с твоим домом?
Он покачал головой. — Ничего. Я ушел.
Я ждала большего, но нечего не сказал.
— Ты сражался в одной из войн?
— Я тренировался, но никогда не сражался. Было что-то в том, как он сказал это, что-то что указывало на сожаления или позор, возможно, горечь.
— Ты попал в огонь?
Его губы сжались. — Под этим ты подразумеваешь: «Как твое лицо стало настолько ужасно изуродовано?»