— Но это так неожиданно, — отвечает Ян Амос.
— Твои дидактические правила прекрасно обоснованы, — продолжает Оксеншёрна, — а учебники твои выше всяких похвал.
— Но без разрешения общины я ничего не могу обещать.
— Разрешение мы получим, — парирует Оксеншёрна.
— Но я обещал свое сотрудничество в Англии, как только там обстановка станет спокойнее.
Канцлер чуть усмехается:
— Там еще лет десять не будет покоя.
Коменский раздумывает. Оксеншёрна, слегка подняв брови, ждет. Ян Амос говорит, что он должен откровенно высказать свои опасения.
— Конечно, — кивает головой канцлер, — конечно.
— Ясновельможный господин, взять на себя преобразование школ всего королевства для иностранца — дело опасное, чреватое завистью. Лучше вот что: пусть будет выбран из вашего народа один или несколько человек, которые несли бы это бремя на своих плечах. Я же обещаю, что буду делиться всем, что уже найдено и что будет дано найти в этой области в результате размышлений.
— Значит, все-таки ты к нам придешь, чтобы быть с нами! — восклицает Оксеншёрна. — Пожалуй, будет разумно, — добавляет он, — если ты сосредоточишь свои силы на дидактических сочинениях. Я говорю о новых учебниках. Без них мы не тронемся с места.
Разговор продолжался до обеда. Канцлер неохотно отпускает Коменского, уславливаясь с ним о продолжении беседы утром следующего дня.
Оставшись один, Коменский подводит первые итоги. Ясно, что идея Пансофии чужда этому политику. Улучшение нравов, объединение людей с помощью знания кажутся ему химерой. Убедить его в обратном, по-видимому, невозможно. А отказаться от сотрудничества со шведами Ян Амос не имеет права: на помощь шведов рассчитывает община, а после победы над Габсбургами они смогут оказать влияние на решение чешского вопроса. Да, согласившись на предложение Оксеншёрны, он поступил правильно.
Утром все повторяется: Аксель Оксеншёрна рассыпается в любезностях, хотя его проницательные глаза, как всегда, остаются холодноватыми.
— Итак, в главном мы договорились, — резюмирует канцлер. Он делает паузу и уже другим, доверительным тоном продолжает: — Меня просил де Геер уговорить тебя переехать к нам, он готов на свои средства содержать ученых мужей, которых ты привезешь с собой. И он заслуживает похвалы за то, что, как примерный гражданин (ибо получил у нас дворянство), жаждет для своей второй родины той славы, которую может принести новая деятельность. Пламя, которое ты зажжешь, должно разгореться. От нас пойдет свет, который охватит Европу. Но я, уважая твои обстоятельства, напишу де Гееру, чтобы он больше не настаивал. Но прошу тебя, поселись недалеко от нас, переезжай жить в Пруссию или Померанию, дабы мы могли призвать тебя всегда, когда это будет нужно.