— Конечно.
— Почему Ева такая?
После моих слов Бьерн напрягся. Все его тело говорило о том, что он не хочет обсуждать сестру.
— Множество факторов.
— Она как-то упоминала свою мать. Что с ней случилось?
— Ева при тебе говорила о матери? — казалось Бьерн ошарашен. — Мы с тобой об одной и той же Еве сейчас говорим?
— Да, а что в этом такого?
— Карина покончила с собой и с того самого дня, Ева ни разу не произнесла ее имени.
— Я не знал…
Действительно. Очень странно что она поделилась со мной воспоминаниями о маме. Я раньше никогда не замечал за собой, чтобы малознакомые люди, при мне открывали душу.
— Это было очень давно, — Бьерн лег на кровать. — После этого Ева сошла с рельс окончательно.
— Сошла с рельс?
— Понимаешь, — Бьерн подбирал нужные слова. — Она всегда была не от мира сего. Вечно все делала наперекор. Всегда одна. Всегда против системы. Никто не мог понять откуда в ней столько бунтарства. Если и есть люди неформалы, то Ева была их предводителем.
Бьерн посмотрел на меня и, увидев заинтересованность во взгляде, продолжил:
— Мы учились в одной школе. И хоть она и старше меня на пять лет, но я до сих пор помню, как она пугала всех вокруг.
— В каком смысле пугала?
— Обычно дети гнобят фриковых сверстников. Тех кто сильно выделяется из общей массы. Но это не в ее случае. Одна девчонка попробовал поставить Еву на место и через пару дней пришла в школу без фаланги на мизинце.
— Ничего себе!
— Самое страшное не в том, что Ева смогла так отомстить. Самое страшное, что эта девочка — как бы ее не ломали полицейские, родители, школьный комитет — так и не сказала, кто с ней это сделал, хотя все прекрасно понимали кто виновник.
— Ева осталась безнаказанной?
— Она с самого детства умела вселять ужас в людей. Это ее суперспособность, говоря современным языком. С тех пор никто не смел перейти ей дорогу. Она чувствовала власть и пользовалась ей. Клеймо безжалостной социопатки — это про нее.
Бьерн выпил воды из стакана и немного размял шею.
— Плюс ко всему этому, у нее были очень высокие баллы. Так что об отчислении речи быть не могло. Все знали, что она зло, но молчали, боясь ее гнева. А без доказательств избавиться от Евы никто не мог. Короче говоря, вся школа шарахалась от нее, в то время как Ева Миллер плела психологическую паутину, подобно пауку, заманивая в черствые лапы то одну жертву, то другую.
— А как же ты? — спросил я.
— В меня только летали тапки, когда я заходил к ней в комнату без стука, — Бьерн поднял руки и растопырил пальцы. — Как видишь, все на месте.
— А как она пережила смерть матери?