Возможно, все это и не имело значения.
Знал ли он, что никакого обмена не будет? А если не будет обмена, то чего тогда руководство захочет от него?
Он мучился в своем чистилище, и ему становилось все хуже в тисках дилеммы. В чем же победа, в чем результат этого побоища? Тело его Аррисона в канаве, голова, разлетающаяся от пули P38. Или он выпустит своего узника спокойно идти по дороге с коммюнике в кармане, которое будет опубликовано в утренней «Paese Sera» и «Il Messagero»? Что лучше для пролетарской революции? В чем победа?
Что хотели доказать бригадовцы, когда убили Альдо Моро на покрытом слизью пляже Фочене?
Он был достаточно взрослым только для вопросов, слишком юн, чтобы найти на них ответы. Если он не найдет ответов, он не увидит больше свою Франку. Разве что через двадцать лет, а это значит никогда. Прошло всего три дня с тех пор, как его руки блуждали по ее коже, как ее золотистая головка лежала на его животе. И лишиться этого на всю жизнь. Юноша ощутил приступ боли. Ничего не бывает просто, легко. Вот почему товарищи, участвующие в борьбе, тверды, как сталь, эта же сталь и во Франке Тантардини, и в мужчинах, которые сидят в тюрьме на острове. А в чем же сила Джанкарло Баттистини, в двадцатый год его жизни, любовника Тантардини, сына буржуа, члена НАП? Двенадцать часов, медленных и тягучих часов, и он получит ответ.
Он сжал руки так, что побелели суставы. Джанкарло дожидался минуты, когда он сможет оставить Харрисона и пробраться на берег озера Браччиано.
* * *
В комнате отеля Арчи Карпентер слушал краткое и четкое резюме Майкла Чарлзворта. Голос казался далеким, и слышимость была плохая. Ситуация ухудшилась. Агентства Рейтер и ЮПИ [11] сообщали в своих телеграммах, что Джанкарло Баттистини, которого охарактеризовали как стажера НАП, позвонил по телефону в Квестуру, чтобы еще раз повторить условия ультиматума.
— Не знаю, как итальянцы допустили, чтобы такая информация ушла за пределы страны, но здесь не бывает ничего надежного. Кажется, Баттистини готов осуществить свои угрозы. Там полная депрессия в виду того, что дело принимает такой оборот, — сказал Чарлзворт.
Сдерживая себя, как ныряльщик, экономящий кислород, Карпентер дослушал до конца. Потом последовал взрыв.
— Так что же вы все–таки делаете?
— Все, что делали раньше, Арчи. Ничего не изменилось.
— Черт бы вас всех побрал!
— Можешь, конечно, считать и так, — сказал примирительно Чарлзворт. — Если хочешь.
— А что, можно смотреть на это как–то иначе? Черт возьми!
— Сквернословие не помогает, Арчи. Ты ведь сам разговаривал с послом, он объяснил тебе ситуацию. Позже его вызывал Лондон. Я это слышал. Они его поддерживают.