Они вошли в офис, и Карпентер быстро оценил вставшее в воздухе настроение: он был чувствителен к атмосфере. Головы были опущены, ноги стояли плоско, возникало ощущение мрачности и подавленности. Это была личная группа Карбони и, если они не верили в успех, то кто такой для них был он, чтобы предложить что–то невероятное. Карпентер наблюдал, как Карбони двигался среди импровизированных письменных столов и телепринтеров в наружной комнате, тихо разговаривая со своими людьми. Он видел ряд людей, качающих головами, слышал, что они печально что–то бормочут, по-видимому, реагируя на что–то отрицательно. Будто он делал обход в палате больных раком, и никто не ждал добрых вестей, никто не чувствовал облегчения, ни у кого не прекращалась боль, никто не надеялся выкарабкаться.
Бедняга, подумал Карпентер.
У Карбони вырвался долгий тяжелый вздох, и он плюхнулся на стул за своим письменным столом. Потом хлопнул рукой по кремовой телефонной трубке, и жест этот носил театральный, даже трагедийный характер.
— Позвоните Веллоси. Попросите его прибыть сюда. Не в эту самую комнату... но попросите быть поблизости.
Он потер усталые глаза. — Теперь приведите ее сюда. Приведите Тантардини.
* * *
Ребенок увернулся от грубой, приготовившейся к удару руки матери.
Он был ловок и увертлив и ускользнул от удара. Полевые цветы оказались разбросанными на каменных плитах кухонного пола, а он помчался по коридору в свою спальню.
— Весь день я кричала и звала тебя из дома...
— Я был только в лесу, мама, — Его голос звучал пронзительно, потому что он был испуган. Голос раздавался из святилища его комнаты.
— Я даже пошла в поле и оторвала от дела твоего отца... он тоже звал тебя... и потерял столько времени, когда был так занят...
Она не последовала за ним, и он не чувствовал себя в безопасности.
— Мама, в лесу я видел...
Голос его матери снова загремел, доносясь до него, как волна прибоя, когда она передразнивала его фальцетом.
— Я видел лису... Я видел кролика... Я следил за полетом ястреба.
— Сегодня ты не получишь ужина. Надевай ночную рубашку. Я чуть не заболела от беспокойства.
Он ждал, пытаясь определить, насколько она рассердилась, потом в оправдание, стараясь подольститься, сказал:
— Мама, в лесу я видел...
Она снова грубо перебила его.
— Перестань болтать, молчи и отправляйся спать. И после ужина не будешь сидеть с папой. Чтобы я больше ни звука не слышала от тебя, а иначе я тебе покажу...
— Но, мама...
— Я тебе задам...
— Спокойной ночи, мама, и пусть Пресвятая Дева хранит тебя и папу сегодня ночью.
Голос был слабеньким, плавность речи нарушалась плачем, слезы катились по гладким щекам малыша. Мать прикусила нижнюю губу. Конечно, зря она накричала на маленького ребенка. У него было так мало игрушек, и куда еще он мог пойти, кроме, как в лес или в поле с отцом? Осенью будет лучше, когда он пойдет в школу. Но она была напугана его отсутствием, и утешала себя тем, что ее наказание пойдет ему на пользу. Она вернулась к своему занятию — ей надо было приготовить ужин для мужа.