— Красный «127», он стоит пол миллиона...
Она вынула руки из воды, нервно вытерла о передник. Они не должны связываться ни с чем опасным и враждебным.
— Он нашел связанного человека.
— Это фантазии мальчика. Его мир.
— Он видел, как пришел молодой человек с пистолетом.
Она начала заикаться:
— Это не наше дело.
— Одень его.
Ее глаза были широко раскрыты, губы в страхе зашевелились. Она старалась оградить своего ребенка от опасности.
— Ты не можешь тащить его туда в темноте, даже если считаешь, что он видел все это.
— Достань его одежду и одень его.
Это был приказ, команда. Она не посмела противиться, шмыгнула в комнату ребенка за его дневной сменой одежды.
Фермер достал в холле толстый свитер и дробовик, которым он пользовался, когда вместе с соседями ходил стрелять голубей и кроликов в воскресенье утром. С гвоздя, прибитого высоко над задней дверью, выходившей во двор, он снял фонарь в резиновом чехле.
Вдвоем они одели сына.
— Помнишь, мама, что сказал отец Альберти во время мессы после истории с Моро. Он сказал, что эти люди антихристы. Они отвергли даже просьбу Паоло Сесто, даже его обращение, когда он просил их пощадить жизнь Моро. Они враги церкви, эти люди, они враги всем нам. Помнишь, что сказал отец Альберти? По телевидению он сказал, что завтра утром они убьют иностранца. Мы должны идти, мама. Мы должны знать, что видел наш сын.
Они надели на мальчика рубашку, куртку и брюки прямо на пижамные штанишки, натянули на босые ноги сапоги. Руки матери были неуверенными и более медлительными, чем руки ее мужа.
— Будь осторожен, папа. Будь осторожен с ним.
Отец и сын вышли в ночь. Она следила за светом фонаря до тех пор, пока поворот дороги не скрыл его от нее, а потом села за стол в кухне и застонала в безмолвии.
* * *
Сначала выпили вино, потом пришла очередь портвейна, после того как Кэролайн Чарлзворт ушла спать. Трое мужчин сидели вокруг стола, и пепел их сигарет горкой лежал на их кофейных блюдцах.
Они уже исчерпали все темы, истоптали все старые изведанные тропы. Проблемы принципов и прагматизма были испробованы и выплюнуты. Дебаты о переговорах велись с гневом и злобой. А потом они пили бренди и это возымело свое действие. Атака Карпентера и защита Чарлзворта и атташе потонули в нем и рассыпались в прах. Теперь они отдыхали и только время от времени беседа возобновлялась. Джеффри Харрисон теперь уже не был главной темой их разговора. Они говорили о ставках подоходного налога, помощи церкви Патриотическому Фронту Родезии, загрязнении улиц Лондона. Это была жвачка, знакомая британцам за границей.