— Если у него хватит мужества, когда вокруг него окажутся вооруженные люди.
— Он убьет его.
— Потому что Франка велела ему убить? Потому что Франка, находясь в безопасности в своей камере, приказала ему это? Он напустит в штаны, руки его будут трястись, когда он будет окружен, и со всех сторон на него будут направлены ружья, и он мертвец, если сделает то, что ему велела сделать его Франка?
— Он сделает так, как ему было приказано.
— Ты уверена, что можешь сделать солдата из сопляка? Ты ведь так его назвала, Франка?
— Уйдите.
Она была готова плеваться от ненависти.
Мужчина снова улыбнулся.
— Пусть тебе приснится неудача, Франка. Доброй ночи, и, когда ты останешься одна, думай о юноше, о том, как ты его уничтожила.
Она протянула руку, схватила одну из своих парусиновых туфель, стоявших у кровати, и швырнула в человека, стоявшего в дверях. Но он успел увернуться. Потом засмеялся и, улыбаясь, посмотрел на нее.
Она слышала, как ключ повернулся в замочной скважине, а болт задвинули.
* * *
Звук, произведенный Джанкарло, когда тот перевернулся с боку на спину, разбудил Джеффри Харрисона. Проснувшись, он почувствовал острые укусы проволоки на запястьях и щиколотках. Первое и инстинктивное движение его тела, когда он попытался расправить руки и ноги, вызвало натяжение шнура, узлы врезались в его запястья и лодыжки. Человек, который просыпается в аду, кто приговорен к великой мести! Ничего, кроме проклятой боли — это первое ощущение, первая мысль, первое воспоминание.
Боже, сегодня утром я умру.
Мыслительный процесс превращается в явление физического порядка, и напуганное тело принимает положение зародыша, порожденное страхом. Нет ничего — нет защиты, негде скрыться, некуда спрятаться. Утро моей смерти. Он почувствовал, что его бьет озноб, и это ощущение дрожи было всепоглощающим. Боже, утро моей смерти.
Первые лучи дня стали просачиваться в лес. Еще не рассвет, но его предвестие в серых пастельных тонах, позволяющее ему разглядеть линии ближайших древесных стволов. Сегодня утром, под пение птиц, в девять часов утра. Неясная форма, зыбкая и туманная, на которой трудно сосредоточиться, — это Джанкарло поднялся, встал над ним и посмотрел сверху вниз. Джанкарло, привлеченный движениями Харрисона, созерцающий жирного гуся, которого он приготовил к празднику.
— Который час, Джанкарло?
Он мог слышать тиканье часов на своей руке, но не видел их.
— Чуть больше четырех...
Маленький ублюдок выучил роль тюремщика, подумал Харрисон, взял на себя любезность сопровождать приговоренного к смерти к месту казни. Приглушенный голос: