— Понятия не имею, о ком вы.
— Не врите! Я видел ваш контракт! Вот… Даже копии сделал… — Артур Михайлович потряс довольно статусным телефоном у Стеллы перед носом.
— А вам не приходило в голову, что это конфиденциальный документ? Вы вообще в курсе, какие санкции в нем предусмотрены за разглашение условий договора? — Стелла встала из-за стола. Подошла к бару, в котором на экстренный случай хранила пачку дорогих сигарет. Открыла упаковку, — подсудное дело, — добавила она, чиркая зажигалкой.
— Она же девчонка совсем! Что ж вы ей жизнь портите?!
— Я? Порчу жизнь?! Ну, знаете ли… Её ни к чему не принуждали. И решение она принимала самостоятельно. Не школьница…
— Двадцать лет всего!
— А по-вашему, это мало?!
— Она не понимает, на что соглашается! Не понимает! Да как вообще такое можно понять?! Это вам игрушки… А у нее жизнь под откос.
Стелла сузила глаза. От дыма… И, наверное, от презрения:
— Как бы то ни было, это решать только ей. Я вообще не понимаю, почему вы ко мне заявились! Вы ей кто? Муж, брат, сват?
— Крестный отец…
— Ах, крестный… И что? Вам это дает какие-то права?
— Права? — растерялся мужчина.
— Ну, да… Может быть, она недееспособная, что автоматически делает нашу сделку ничтожной, а вы ее попечитель?
— Нет, но…
— Ах, значит, с этим у нас все в порядке? Тогда я не понимаю… Вы почему еще здесь?
— Оставьте Сашку в покое. Девчонка она. Не ведает, что творит. Ну, какая из нее суррогатная мать?!
— Самая обычная, думаю… Извините, мне правда некогда…
Мужчина свел брови, но с места не сдвинулся:
— Я ей не позволю! Слышите? Я за нее в ответе! Вы сегодня захотели ребенка, завтра перехотели, а у Сашки судьба поломанная! Найдите кого-то другого для исполнения вашей прихоти!
Он ее разозлил. Очень. Так, что злоба ощущалась металлом во рту:
— Убирайтесь. Немедленно. Пока я не вызвала охрану.
— Вы не понимаете…
— Нет, это вы не понимаете. У нас с Александрой заключен договор. Довольно жесткий, смею вас заверить. И ваш досадный визит может очень ей навредить, поскольку влечет за собой автоматическое наложение штрафных санкций.
Он встал. Молча прошел к двери. Замер возле нее, больше не поворачиваясь:
— Вы ведь женщина… Родите сами, отвлекитесь от вашей… — он презрительно хмыкнул, — развеселой жизни… всего на каких-то девять месяцев отвлекитесь, и не впутывайте невинную девочку в вашу грязь…
— Пошел вон. — Стелла затушила сигарету в стакане и встала из-за стола. — Вали, говорю, че застыл?
Он ушел, тихо хлопнув дверью, и Стелла снова осталась одна… Даже злость ушла. Испарилась… Женщина поддела острым носком туфли красное кружево трусиков и метким броском отправила те в корзину для мусора. Вот бы и с мыслями так… Взять, и выкинуть из головы. И мерзкое чувство стыда перед этим незнакомым мужчиной… И одиночество… Дикое, черное одиночество, которое сводит с ума… Взять бы… и прочь отбросить. Но нет. Не выйдет. Оно прицепилось, как репей к собачей шерсти — попробуй, отдери.