— Может быть… нам вообще продолжать не стоит?
Ну уж нет! На это он точно не подпишется! Она его! Только ему принадлежит! Что значит — не продолжать? Вообще не в себе его Золото? Отрицательно дернув головой, Артур подошел вплотную к Стелле и, обхватив ее рукой за шею — чуть пониже линии роста волос, большим пальцем скользнул по скуле:
— Ну, что за глупости ты говоришь?
Он не нашел больше слов. Все они казались пустыми, не способными объяснить главное. Все то, что его изнутри пожирало и черной бездной рвалось из глаз. Абсолютная одержимость ею. Знал, что никогда больше такого не будет, оттого, возможно, и подрывало так, что пальцы в местах соприкосновения с ее кожей жгло. Отскочил, как дурак, на середину комнаты, сжал руки в кулаки, будто в попытке удержать отголоски ее тепла.
— Артур? — позвала тихонько, растерянно. И шагнула к нему. Глупая. Копестиренский тряхнул головой, в надежде, что хоть так мозги на место встанут.
— Что за бред ты несешь? — повторил еще раз, ужесточив формулировки. А ей все равно было, и обиды никакой. Потому что и правда — бред. Бред! Она без него… Разве это нормально?
— Я не буду больше… — как будто пять лет ей, и они в детском саду.
— Вот и не надо! Потому что…
— Почему? — вскинула взгляд.
Артур открыл и закрыл рот, растерянно провел широкой ладонью по голове, но так ничего и не сказал. А она в этом молчании так много услышала! И этот его болезненный взгляд… Он столько всего ей рассказал!
— Стелла…
— А я люблю тебя, знаешь?
Ну, все… Все, Золото! Никто тебя за язык не дергал! Сама себя подарила. Попробуй теперь, забери! Во взгляде Артура мелькнуло что-то дикое, то, что заставило женщину сделать крошечный шаг назад. А он наступал. Шаг, другой, не отрывая взгляда, пока их тела не соприкоснулись. Так правильно, как точно подогнанные друг под друга шестерёнки. Она такая маленькая на фоне его высокой фигуры, такая хрупкая и беззащитная!
— Ты попала, Золото. Если бы ты только знала, как — бежала бы от меня, сломя голову! — обозначил Артур, прежде чем наброситься на ее губы. Его слова, наверное, означали, что бежать уже поздно, да только Стелле и дела до этого не было. Она таяла в руках Артура, с не меньшей нуждой отвечая на яростные атаки его языка. Руками скользила по его широкой груди, теребя край футболки, игриво забираясь внутрь, пока он сам не стащил трикотаж через голову, чередуя ругательства и поцелуи.
— Тише, мой славный, тише… Там ведь Каркуша спит, — шептала жарко воспаленными, искусанными губами и, в противовес своим же просьбам, громко стонала, когда ласки Артура заходили слишком далеко. Когда, стащив с нее одежду, он жадно набросился на ее грудь, оставляя засосы и метки, чего раньше никогда себе не позволял. Когда, раскрыв пальцами влажные лепестки, он принялся абсолютно бесстыже ее лизать, то надавливая языком на горошину клитора, то всасывая его в рот, урча при этом от удовольствия.