Вот такой, вроде бы и ни кому не заметный администратор, скорее всего из вежливости, именующийся как «концертный директор», ездил по всей стране. Мало кого интересовало, что маршруты гастролей он составлял сам, созваниваясь с нужными ему городами и филармониями. И тем более, никто не знал, что его пути заранее просчитаны и согласованы с интересами семейного клана.
Глядя на конструктора, увлечённо шуршащего бумагами, Степан Арамович задумался над событиями вчерашнего дня. Его выбило из колеи высказывание Павла насчёт Деда. Сама мысль о его смерти вызывала протест, а уж когда он услышал про то, что мелочность нынешнего руководства дойдёт и до похорон, то сорвался. Павел сказал, что Анастас Иванович без него умрёт. Какая интересная оговорка! И потом — эти странные предсказания. Если о том, что где-то невесть что взорвётся, ещё как-то можно знать, то откуда можно узнать результат предстоящего хоккейного матча, да ещё с таким неправдоподобным счётом.
— Спасибо за новости. Порадовали. Сегодня же эти материалы передам нашим технологам, пусть знакомятся. Хотя нет, уже завтра, — опомнился конструктор, взглянув на улицу, где начали зажигаться первые фонари.
— Я сегодня буду в Москву звонить. Ничего не надо передать?
— Думаю, что я прилечу туда в начале следующей недели. Буду крайне признателен, если мне устроят встречу с Шалиным, — многозначительно похлопал Соловьёв по боку своего толстого портфеля, куда он упрятал полученную папку с бумагами.
Подстёгиваемый нетерпением, Степан Арамович, закончив разговор с конструктором, поднялся к себе в номер. Переговоры с Москвой заказывать ещё рано. Перебрав в уме список своих знакомых, он собирался позвонить двум журналистам, которые наверняка будут в курсе последних столичных новостей.
Мужчина постарался успокоиться. Пока у него нет повода, чтобы делать какие-то смелые предположения и выводы. Слишком неправдоподобно выглядит сама идея предсказаний. Да что он врёт сам себе? Он же знает людей, и жизнь научила его достаточно хорошо понимать, когда ему врут, а когда нет. Павел не врал. Даже по его промелькнувшей улыбке, когда он смотрел на взбешённого собеседника, и пытался его утихомирить, было понятно, что он абсолютно уверен в том, что говорит. Очень знакомые интонации и даже сам взгляд — так на него иногда смотрели отец и Дед. Обычно, после этого следовал короткий урок, где ему, вспыльчивому подростку, просто и по-мужски объясняли суровую прозу жизни. Давно он уже не вспоминал своё детство, а тут, во время разговора с этим мальчишкой, пришло дежавю. Он снова почувствовал себя подростком, которому взрослый объясняет достаточно простые, для него, мысли.