Дней пять назад Белякову встретили после работы у проходной Полетаев и Зимовец и стали просить съездить в милицию написать новые показания. Они говорили, что парень, который их избил, приятель, а одному из них является даже родственником. Драка, мол, получилась по недоразумению. Оба несколько раз извинились, и в конце концов уговорили Белякову.
— В «Жигулях» находился кто-нибудь еще?
— Нет. Этот парень был один. И вообще, он вел себя очень уверенно, как хозяин. Никуда не спешил, избил людей и наплевать! Мне можно идти?
— Да, конечно.
Белякова помялась, переложив из руки в руку сумку с торчащей длинной коробкой макарон, и осторожно прикрыла дверь за собой.
Сергеев подошел к окну. Цветок в глиняном горшке давно засох, и он отставил его в угол подоконника. Во дворе, у конвойной машины, стояли сержанты и курили. Пробежал озабоченный Кузин. С неба срывался редкий снежок и сразу же таял, было слякотно и противно. В такие дни и с таким настроением в голову лезли самые дурацкие мысли. Представились свои собственные похороны под таким же серым снегом. Столько машин, как у Шиянова, конечно, не будет, и, наверное, людей столько не придет. Впрочем, если горотдел да еще соседи, родня, то, пожалуй, порядочная толпа наберется. Кое-кто и порадуется — еще один мент загнулся! Куртенок так и скажет и сожительница Остяка, которая провожала тогда Сергеева сузившимися от ненависти глазами. Кузин в знак скорби надует щеки и произнесет речь, но сильно огорчаться не будет. Он, наверное, до сих пор не может ему простить выступления на собрании в прошлом году. Вернее, начал тогда Ольхов. Он сказал, что ему противно смотреть на Кузина и на то, что он сделал из паспортного отдела вотчину. Мурыжит людей с пропиской и выпиской, старается с каждого что-нибудь вытянуть. С кого-то стройматериалы, с других еще какой-нибудь дефицит, а третьи его просто на работу и с работы подвозят. Красный, сразу же вспотевший Кузин набросился на Ольхова, заявив, что тот метит на его место. Взяток он отродясь не брал, а если кого-то и просил, то за все платил деньгами. Сергеев тогда вмешался и сказал, что вымогательство с использованием служебного положения не лучше взятки, и надо с Кузиным разобраться. Если что подтвердится, гнать с должности. Кузин сумел вывернуться, где надо, покаялся, но выговор схлопотал, а представление на майора отозвали.
Сергеев, дотянувшись до форточки, долго возился, открывая ее. Шпингалет был сломан, и он забывал сказать об этом коменданту. Потом подумал про Голубева. Наверное, он предвзято относится к Олегу. У Черных тоже бывают промахи, но достается чаще всего Голубеву. Может, Сергеева невольно насторожила та легкость, с которой шагал по жизни его подчиненный. Он жил с женой и двумя детьми в кооперативной квартире, и возле горотдела стояла «Нива», которую подарил ему тесть. И до капитана он дорос как-то незаметно и быстро, не то, что Ольхов, который так и остался капитаном за всю свою долгую милицейскую службу. Пусть, конечно, молодым будет легче, чем им, и пусть живут лучше — это закономерно. Что же теперь, если Сергеев шесть лет в общежитии с семьей жил, то и остальным через коммуналки пройти надо?