Спустя две недели
Ставрос Никомедес торопливо поднимался по лестнице роскошной виллы своего деда. Перепрыгивая через ступени, он пронесся мимо ошарашенного швейцара, распахнувшего перед ним парадную дверь, мимо застывшего с изумленным видом домоправителя и слуги со щеткой в руках, на второй этаж. Дело, с которым он явился, не терпело никаких отлагательств. Эхо его шагов разносилось по пустынным переходам и покоям, пока он почти бегом приближался к кабинету почтенного патриарха.
Ставрос не известил старика о своем приходе, но знал, что примерно в это время Архитас усаживается за свой письменный стол, чтобы просмотреть свежие выпуски газет. Именно о газетах он и собирался поговорить с дедом. Подмышкой у него был зажат номер французской «Ле Фигаро» с набранным крупным, словно кричащим шрифтом заголовком на первой полосе.
У дверей кабинета молодому человеку преградил дорогу личный слуга деда, исполнявший обязанности телохранителя.
– Вам туда нельзя, господин Никомедес.
– Я должен увидеть его немедленно! Это срочно.
– Ваш дедушка занят делами.
– Я тоже по делу чрезвычайной важности. Пропустите меня, иначе я буду вынужден применить силу. Немедленно!
Слуга, напустив на себя важный вид, возразил:
– Это исключено! Вам следовало заранее договориться о встрече с моим господином. Подайте запрос в письменном виде. На этот счет у меня самые строгие указания…
Пропустив слова слуги мимо ушей, Ставрос попытался оттереть его плечом и проскользнуть в дверь. Он уже взялся было за дверную ручку, когда тяжелая лапища схватила его за плечо.
– Не делайте глупостей, господин Никомедес! – проговорил слуга. – Ведь я легко могу…
Ставрос молниеносно развернулся, и его увесистый кулак с хрустом врезался в скулу слуги. Глаза ретивого телохранителя закатились, он отшатнулся к стене и сполз на пол, растянувшись у порога кабинета, который так бдительно охранял. Больше не обращая на него внимания, Ставрос толкнул дверь и ворвался в кабинет деда.