Его появление, просто появление, избавило от уныния мгновенно, без всякой разумной причины.
– Ты поездом приехал? – спросила Нэла.
– Почти.
– Как это почти? – удивилась она.
– На попутных.
Стихотворение про птицелова, который с песней, птицей и котомкой идет вдоль по рейнским берегам, снова вспомнилось ей, как когда-то на корабле, и она засмеялась. Антон шагнул к ней и поцеловал ее. Это было так неожиданно, что она замерла. Хотя неожиданным было бы, наверное, если бы он этого не сделал.
– Правда скучал, ты не думай, – сказал он. Его губы еще касались ее губ. – Просто я был страшно злой. Что б хорошего, если бы к тебе таким заявился?
– Почему ты был злой? – спросила Нэла.
Его волнение передалось ей, она чувствовала, как вздрагивают ее плечи под его ладонями.
– Ничего у меня не получалось потому что. Язык не давался и вообще… Не мог к Германии привыкнуть.
– А теперь?
– Что теперь?
– Привык?
– Не.
– Так почему же?..
Его глаза были совсем близко от ее глаз, но от этого не становились ей понятны его мысли.
– Потому что к тебе решил поехать. Сразу все на свои места встало. Как с резьбой, знаешь? Крутишь вправо, а резьба левая, и ничего не получается. Наконец догадаешься, влево крутнешь – и пойдет.
Она понятия не имела, как обходиться с резьбой, но зато поняла другое – как просты его мысли. Она потому и не понимала их, что привыкла к мыслям сложным, разветвленным. А у него были не мысли даже, а прямые стремления, в этом была его сила, и это влекло ее к нему. И это… И это тоже…
Еще минуту они целовались, стоя над открытым сундуком, а потом блестящие кольца завертелись у Нэлы перед глазами, и она уже не сознавала, что делает, и не пыталась сознавать, и что Антон скучал о ней очень сильно, больше не вызывало у нее сомнения, и даже страха не было, хотя страх-то уж точно должен был быть, потому что все происходящее сейчас происходило с ней впервые. Ей было больно и неловко, но вдруг оказалось, что главное в ней – то, что всю ее и составляет, что было ею всегда, – сильнее, чем боль и неловкость, которые она чувствует сейчас.
Это не была разница между телом и духом. Когда Нэлина голова лежала на сгибе Антоновой руки и она затылком чувствовала, как вздрагивает жилка у его локтя, – это было таким же физическим ощущением, как минутой прежде физической была разрывающая боль у нее внутри. Биение этой жилки, совпадающее с биением ее сердца, было ею самой, всей ею, а не только телом ее и не только духом.
Они одновременно почувствовали усталость – он от дороги, длившейся сутки, а она от сильного потрясения – и одновременно уснули прямо поверх одеяла. И проснулись тоже одновременно, или Антон проснулся раньше – Нэла видела во сне его взгляд, но, может, это не снилось ей, а просто он смотрел на нее спящую.