Стайл импровизировал, и Флейта откликалась, как живое продолжение самой его сущности. Казалось, она сотворена из его плоти и крови, и у нее были нервы. Ее невозможно ни сбить с тональности, ни расстроить. Она была само совершенство.
И к Стайлу пришло запоздалое озарение: наверное, то же самое происходит и с живым музыкальным рогом Нейсы, ее брата Клипа. Сама природа живет в них, и неудивительно, что это самые совершенные из всех инструменты.
Маленький Народец не удержался и под звуки волшебной Флейты пустился в пляс. Угрюмость и замкнутость на лицах как рукой сняло, их разогнала музыка. Ноги стали легкими. Плясуны как бы растворились в радости танца, радости движения. Женщины-эльфы были прекрасны в этом феерическом танце. Наряды их сверкали, глаза лучились. Они взлетали вверх и падали вниз, они грациозно выбрасывали ноги, кружились, заворачиваясь в спираль, рисунок танца был точен и совершенен. Мужчины подбрасывали женщин, а женщины подбрасывали мужчин, они нанизывались друг на друга, как на нитку, выстилались в гобелен с возрастающей сложностью и запутанностью рисунка. В атом танце не было толчков или акробатики, просто — синхронизированный рисунок, который соединялся в одно художественно цельное полотно. И над всем этим царило величие звуков, издаваемых Платиновой Флейтой. Даже разрозненные элементы танца, рожденные толпой, соединялись в волшебное единство. И не так много значил здесь музыкальный талант Стайла, как и талант, завещанный инструменту его создателями. И Стайл мог не корить себя, что не выложился в полную силу, не сделал все возможное, на что способен.
Он увидел, что туман, поднявшись, стал постепенно рассеиваться, будто теснимый звуками Флейты. Редкие облака плыли по небу, сталкивались друг с другом и, теряя свои очертания, сливались. Сольный концерт Адепта подошел к концу, и одновременно с замирающим последним музыкальным тактом оборвался и танец эльфов, словно так было запланировано и отрепетировано. Эльфы заняли свои места, но теперь они улыбались. Даже стражники, что встретили Стайла так негостеприимно, расслабились.
— Это самая прекрасная музыка, которую я когда-либо слышал, — сказал Пирефодж. — Она родила нам новый замечательный танец. У тебя редкий талант, но, увы, горы все же не содрогнулись.
— Да, это так, — огорченно согласился Стайл.
— Значит, ты не Предопределенный!
— Но я никогда не утверждал этого.
— Однако ты мастер в обращении с Платиновой Флейтой, и если Оракул намекнул, что Флейту на время следует одолжить тебе, может, так и поступить?