По круглым Данилиным глазам Третьяк понял, что опять требуется объяснение.
— В гузне у него лайно спекается, надобно избавиться. У тебя что, запора никогда не случалось? Ну, а у него каждую весну такое, несколько дней мается. А как выгонит пробку — тут мы и ведем его потихоньку в Москву, заранее сговариваемся, где ночевать по дороге будем. Ночевать-то непременно в тепле надобно! Вот привели мы своих горбатеньких, спрятали их до поры на Неглинке…
— Мне бы поглядеть…
— Ну, пойдем, покажу.
Третьяк повел Данилу огородами через два двора, к третьему, где в подклете приютили горбатеньких.
— Вот и ладно, — говорил по пути. — Я сам со вчерашнего дня их не видел. А ведь коли не проверишь — молодые непременно чего-нибудь начудят.
— Это ты про Филатку с Лучкой?
— Про них, про голубчиков. Сейчас ты их, родненьких, и увидишь.
Данила улыбнулся. Эти скоморохи были его ровесниками, с ними бы он как раз охотно встретился на равных, ведь как раз общества равных себе и не имел на Аргамачьих конюшнях. Дружок Ваня Анофриев разве что, так ведь и тот уже куда выше званием, потому что женатый человек…
Двор, где временно поселили медведей, был самый обыкновенный московский — с жильем на высоком подклете, с крытым крыльцом, с непременными двумя сараями (хлева Данила не приметил, наверно, был где-то сзади), с банькой и летней кухней на краю огорода. И стоял он по-московски вольготно, даже люди небогатые ставили домишки свои не впритык, а имели довольно места и для двора, и для садовых деревьев, и для грядок.
Навстречу Даниле с Третьяком выскочил Филатка.
— Дядька Третьяк! А я к вам бегу! — не поздоровавшись, выкрикнул он.
И точно, что бежал — тулупчик даже, не вдев рук в рукава, у шеи придерживал.
— Ну, что еще стряслось? — с ходу напустился на него старый скоморох. — Оставь вас на полдня — непременно напроказите!
— Томила приходил! — чуть не плача, сообщил Филатка. — Лучку сманил к себе в накрачеи! Я просыпаюсь, а он уж и мешок увязал! Я — обуваться, а его и след простыл!
— Разминулись?! — кляня себя за пререкания с Тимофеем и Семейкой, воскликнул Данила.
Ведь мог же застать подозрительного скомороха, мог — и проворонил!
— А ты кто таков? — Филатка чуть ли не прыжком повернулся и приоткрыл от удивления рот. — Данила?!
— Уговорился, выходит, с бойцами на всю Масленицу? Переманили! Ах он блядин сын! Опоздал ты, мой батюшка, — Третьяк обратился к Даниле горестно и вроде бы искренне, уже не видя необходимости выгораживать товарища. — Теперь-то хоть ясно, где подлеца искать! На Москве-реке он будет с утра и дотемна. А проку с него?!? Коли он тебе нужен, там его и домогайся! Еще что?