Понедельник выдался не слишком суетливым, и вечером Стенька положил на следующий день добежать до двора Ивашки Шепоткина — не век же он будет по чужим клетям прятаться, да еще с женкой! И что за баба, когда она на Масленицу у себя дома блинов не заведет? Стенька даже вздумал взять с собой пристава Никона Светешникова — вдвоем сподручнее добиваться, куда подевались мнимый купчина Рудаков и неотесанный детина Нечай!
Но во вторник Стенька вышел на торг, походил, потолкался, съел дармовой гречишный блин — и проникся отчаянной завистью. Вся Москва гуляла — один он при деле состоял! Подумав, что один день ничего уже не изменит, что и правые, и виноватые — все сейчас пьют, гуляют и забавляются, Стенька решил хоть сбегать на реку, поглядеть бои. Благо бежать было недалеко.
И попы в церквах, казалось, норовили поскорее управиться — сразу после утренней службы народ хлынул к Москве-реке.
Шли семьями — хозяин с хозяйкой, чада с домочадцами, особенно выделялись нарядные девки на выданье. Для них потеха была особо волнующей — молодцы, что схватывались биться, казались наикрасивейшими, и сердце замирало при мысли, что и жених будет таков же! Шли все — и старухи с клюками, и молодые женки, многие, невзирая на морозец, с младенцами на руках. Пропустить мужскую потеху — это было немыслимо.
На расчищенном льду с утра шли приготовления к первому сегодняшнему бою. Хорошо, ночью выпал снежок, присыпал кровавые пятна. Расквашенный нос — вроде и невелика беда, а с головы до ног окровянит, еще и соседям достанется.
Приходилось сообразовываться с тем, что сам государь и его приближенные захотят потешиться боями. Место поэтому выбирали между Тайницкой и Благовещенской башнями, смотревшими на Москву-реку. Сверху, с башен, как раз все отлично видно. А коли государь захочет разглядеть бой подробно — о том предводителей стенок нарочно известят, и их даже искать не придется, потому что они сами на видном месте торчат. Прибегут молодые стольники и всякий мелкий дворцовый чин, разгонят простой народ, и на санях, посреди которых нарочно устроено высокое сиденье, прибудет сам Алексей Михайлович.
По расчищенному льду провели черту и присыпали золой. На этой черте, боевой, полагалось сходиться двум стенкам. Другие две располагались — каждая саженях в десяти от главной, назывались они — потылье. Если одной стенке удастся вытеснить другую за потылье — бой выигран!
И еще несколько боев состоится тут же — пока не ударят церковные колокола, созывая к вечерней службе. Тогда возбужденные зрители сойдут с утоптанных мест и побредут к ближайшим храмам.