Данила покосился — Богдаш явно готовился перечислять его боевые подвиги, включая вчерашний позор. Однако Желвак опять словно на самой грани удержался.
Как всегда, конюхи вышли Боровицкими воротами. Тимофей зашел в церковку Рождества Иоанна Крестителя, устроенную тут же в воротах, и пробыл там столько, что Семейка отправился его вызволять.
— Ты тоже за ним присматривай, — велел Богдаш Даниле. — Великий пост на носу, а он как редьку с квасом есть начнет, так сразу душой возносится и в обитель проситься начинает. Я ему покажу обитель!..
— Так коли душа туда рвется?
— Ты его, пса бешеного, не знаешь. Он в обители недели две, много — три поживет, кто-нибудь ему слово поперек скажет, и он, Тимофей, всю обитель по камушку разнесет. Сам опозорится и Аргамачьи конюшни опозорит!
Дойдя до Водовзводной башни, конюхи повернули налево и поверху, по-над рекой, отправились туда, где шумел народ и вовсю били накры.
— Как бы узнать — кто на льду? — спросил Тимофей.
Богдаш и Семейка разом поднесли к глазам сложенные крышечкой ладони.
— Ямщики, что ли?
— Нет, это, видать, Харлама Обросимова стенка, он в прошлом году с Одинцом выходил, в этом сам молодцов грозился собрать… Вон он, Харлам, в челе стоит, вон его бородища!
— Да не Харлам это…
Подошли поближе.
— Точно — Харлам! А против него — гляди, Данила! — зазнобушка твоя, Трещала с братией!
— В который раз сходятся-то? — спросил Тимофей забравшегося чуть ли не на подошву кремлевской стены парнишку.
— В первый! Да это бой нестоящий! — как знаток отвечал парнишка. — Не бьются — отдыхают!
— Ишь ты! Сам бы вон вышел на лед да и отдохнул! — одернул знатока Тимофей.
— А парнишка прав, — приглядевшись, заметил Семейка. — У Трещалы завтра-то главный бой. Одинец своих бережет, а этот, гляди, на лед выводит, да такого противника сегодня выбрал, чтобы вполсилы с ним биться. Ты что, свет? Или что увидел?
Это относилось к Даниле.
— Пока они тут воюют, пойти бы да отыскать у Трещалы эту треклятую грамоту… — прошептал Данила.
Семейка и Желвак, пораженные замыслом, переглянулись.
— А как ты ее собрался искать, свет? — тихонько спросил Тимофей. — Ты хоть раз в жизни выемку-то делал?
— Я не делал, а вы?
Конюхи уже все втроем переглянулись.
— А нам доводилось, — ответил за всех Семейка. — Полагаешь, они ее дома держат?
— А больше негде. Не с собой же берут…
С собой деревянную книжицу — такую, какой она представлялась конюхам по столбцам Земского приказа, — взять можно было разве что за пазухой. Но при этом она оказывалась в гораздо большей опасности, чем если бы лежала дома за печью, под сундуком или в ином труднодоступном месте.