— А коли у соседей хранят? — не унимался Семейка. — Завернули либо в мешок с каким добром сунули, отдали все вместе на сохранение… Да любой боец мог ее домой унести!
— А коли Томила не врет и у них вовсе той грамоты нет? — внес свою долю сомнений Богдаш.
— А коли сыщем? — вдруг спросил Тимофей. — Хоть что-то же делать надобно!
И все поглядели на Данилу. Как-то так вышло, что о пропавшей грамоте больше всех именно он беспокоился, пробовал подобраться к ней на разные лады, и такое поведение парня было в укор куда более опытным конюхам, который день не умевшим выполнить поручение дьяка Башмакова.
— Так что, пойдем, что ли, товарищи? — Богдаш обвел конюхов веселым взглядом, таким, что сразу сделалось ясно — коли Семейка и Озорной откажутся, он не откажется!
— Ин ладно! — усмехнулся Семейка. — Сейчас по льду извозчики не бегают — придется через Кремль к Никольской выходить, там уж точно поймаем.
— А почему не бегают? — Данила лишь теперь обратил на это внимание. — Река-то широкая, во-он там, вдоль того берега, и могли бы…
— А там бани, свет! Ты ведь сам туда к Авдотьице бегал! — объяснил Семейка. — Они горячую грязную воду под лед спускают, и лед там ненадежный. Ну, так идем, что ли?
До Яузы добирались так: Семейка забежал в домишко при конюшнях, где они с Тимофеем жили, вернулся с каким-то добром за пазухой, потом вышли не к Никольским воротам, а к Спасским, пересекли Красную площадь (у самой опрятной на торгу блинни застряли — съели по горячему блину с икоркой!), вышли на Ильинку, и уж там остановили пьяненького ямщика с подходящими санями.
Не доезжая Трещалина двора, его отпустили и подошли с бережением.
— Тихо… — шепнул Тимофей.
Конюхи замерли, прислушиваясь. Но за высоким забором голоса не звучали.
— Все, что ли, ушли? — спросил Богдаш. — И бабы, и дети?
— Как же им не пойти на своих поглядеть? — усмехнулся Семейка. — Вся Москва сейчас на реке…
Тимофей несильно стукнул по забору. Раздался собачий лай.
— Миа-а-а-ау! — очень похоже протянул Семейка и добавил чуть более свирепо: — Уа-а-ау-у-у!
Пес, возмущенный такой наглостью, вмиг оказался у забора и стал с той стороны бросаться на доски.
— Здоров, сучий сын! — заглянув в щелку, оценил сторожа Семейка. — Ну да ладно — управимся!
— А как? — подал голос Данила.
Приведя товарищей на Яузу, он все больше молчал, предоставляя действовать им, и правильно делал, потому что конюхи знали, как правильно производить выемку, а он пока — нет.
— Аль я не татарин?
Семейкины слова Данила понял, когда Богдаш отвлек пса, двигаясь вдоль забора и постукивая, а Тимофей подставил товарищу сложенные, как для принятия иерейского благословения, ладони в меховых рукавицах. Семейка птицей взлетел на забор и соскочил во двор. Несколько мгновений спустя пес захлебнулся лаем.