Наконец Данила налетел и на подножку. Под общий хохот он грохнулся наземь. В голове было коловращение с искорками.
— Пошли, ребята! Ну его!..
Забава бойцам прискучила — убрались на кружечный двор, пить дальше. На прощание носком сапога кто-то ткнул Данилу под ребра. Не то чтобы больно — обидно до злобы! Так обидно, что и не встать, и слов во рту ни одного, а лишь какой-то змеиный шип!
— Вставай, парень! — Данилу тряхнули за плечо. — Чего ты на снегу разлегся? Гляди, выйдут — добавят!
Чья-то рука сдернула с его лица шапку.
Данила открыл глаза и увидел присевшего на корточки мужика. Мужик этот был бледен, остронос, узколиц, с рыжеватой короткой бородой, на вид — жесткости неимоверной, а из-под мехового колпака свисали длинные светлые пряди.
— Руки-ноги целы?
— Да целы, поди…
— Ну так и подымайся!
Данила очень осторожно сел. В голове снова возникло малоприятное коловращение.
— Досталось тебе, — заметил мужик. — Да могло быть и хуже. Помять помяли, а ребер не поломали.
— А ты почем знаешь? — огрызнулся Данила.
— А коли бы поломали, ты бы и дохнуть не смог. Пожалели, видать, малолетку! Что ж ты к «Ленивке»-то заявился? Не знал, что тут и прибить могут — недорого возьмут?
— Я человека одного искал, — ответил Данила.
— Давай-ка уберемся отсюда подальше. Сейчас молодцы пьют да выхваляются, а потом опять на улицу выйдут — прохожих задирать.
— А не сопьются до Масленицы-то? — со злостью спросил Данила. — Столько пить — последний умишко пропьешь!
— А они уж и пропили! — Остроносый ухмыльнулся. — Целовальник их в долг поит, за них потом заплатят… за тех, кто в победителях окажется. Тебя что, как девку, упрашивать? Гляди, добавку получишь!
Данила встал. Все бы хорошо, да только на ходу заносило. Поняв это, нежданный благодетель обнял и довел до забора.
— Подержись-ка. Кого же ты тут в такое время искал? Кроме этих забияк, других гостей тут перед Масленицей не встретишь. А этих я всех знаю.
— А скоморохи не заглядывают?
— Заглядывают. Среди них тоже такие есть, что биться выходят. А до кого тебе нужда?
— А до Томилы.
— Которого Томилы?
Данила задумался.
— Он из которой ватаги? — подсказал собеседник. — Их же много на Масленицу к Москве стягивается.
— У них там, говорят, баба за главную, — грубовато сообщил Данила.
Называть вслух Настасьино имя ему не хотелось.
— Есть такая ватага, — согласился остроносый. — Кого еще там знаешь?
— Третьяка, Филатку, Лучку… — Данила отцепился от забора и сделал несколько шагов по направлению к кружалу, собеседник удержал за плечо.
— Довольно. Это Настасьи-гудошницы ватага. А на кой тебе тот Томила сдался? Ты что, в скоморохи пойти вздумал? Не возьмут!