— И не боишься ведь! — восхищенно сказал он.
— Тебя-то как звать? — полюбопытствовала она, уклоняясь от ответа.
— А зови Степаном! — честно признался он.
— Послушай, Степа, чего скажу. Так вышло, что мы с тобой встретились. Не для тебя та банька топилась и веники припасены, но уж коли ты меня приметил и следом пошел — ты тут сегодня и будешь хозяин. Но, Степа, такое в жизни только раз бывает. Больше ты в Крестовоздвиженскую обитель молиться не ходи, понял? До сих пор тебя там не видано было, и впредь тебе там делать нечего.
— Как скажешь, свет, — с тем Стенька сел на скамью и стал стягивать сапоги.
Опрятно уложенная душегрея выглядывала из-под алой распашницы. Стенька потрогал ее пальцем. И точно, что золотной галун не сплошь тянется, а кусочки состыкованы. Хорошей рукодельницей, видать, была Устинья, царствие ей небесное…
Вот теперь это рукоделье и поможет убийцу выследить!
— Щегольно ты, Анюта, ходишь, — сказал Стенька. — Персидская обьярь, поди, или алтабас. Ишь, какие птахи золоченые!
— Да, немалых денег эта душегрея стоила, — согласилась Анюта.
— И сколько ж за нее отдала? Рублей шесть, поди?
— Да что ты про душегрею? — Красавица, уже скинув и кику, и волосник, оставшись лишь в сорочке-исподнице, большим белым гребнем слоновой кости чесала длинные волосы. Будучи перевиты в косах, они и распущенные волнились, падая ниже спины. Увидев такое диво, Стенька вскочил.
— Вот то-то же! Нам всего-то одна ноченька отпущена, а ты — про душегрею!
Рука об руку они вошли в мыльню, устланную распаренным для мягкости можжевельником. Пылкого жара уже не было, а приятное тепло сохранилось. И стояли там полные воды липовые бадейки, а на полках лежали холщовые подушки, набитые душистыми травами…
И растаял Стенька в том ароматном пару! И разума лишился от сдержанного жара каменки и безудержного жара объятий! Безумствовал, как дикий зверь, а она, Анютка, все хохотала, стонала и опять с облегчением хохотала, а то и, веселясь, приговаривала:
— Поддавай пару, животу моему отраду!
Кое-как выбрались они в предмылье перевести дух, и точно — перевели, но тут же вспыхнули снова, и не помнил Стенька, когда и как провалился в беспробудный сон.
Разбудила его Анюта в непонятном часу — день ли, ночь ли, неведомо, а сальная свечка уже вся прогорела, фитилек в лужице плавает.
— Вставай, сокол, пора…
Там же, в предмылье, где он спал на лавке, уже крутилась Софьица, наводя порядок. Анюта была в исподнице, подпоясанной плетеным пояском, поверх нее — в персикового цвета распашнице, волосы убраны и под волосник, и под беленький убрус. Совсем благопристойная хозяюшка в боярском терему!