— Баба с мешком, говоришь? А велик ли мешок-то?
— Невелик, свет, невелик! Я потому и подумал, мало ли какие бабьи тряпки несет, или капусты кочан, или еще что?
— И куда побежала?
— А я откуда знаю? По Никитской, к Кремлю, а дальше уж ее бабье дело.
— Ночью, говоришь… А одета была как?
— Как баба зимой одета? Убрус белый, шапка теплая поверх убруса, шуба зеленым сукном крыта, сама дородная…
— Зеленым сукном — это хорошо! — одобрил Стенька. — Ну-ка, поднатужься, а могла ли это быть той Анны мать?
— Не могла! — убежденно отвечал Пятка. — Та бы, меня завидевши, остановилась словом перемолвиться. А эта — нет, проскочила мимо.
— А она точно тебя видела?
Пятка задумался.
— А кто ее знает…
Стенька хмыкнул. Пожалуй, следовало заехать с другого конца.
— Где те бояре живут, у кого Аннина мать в мамках служит — не знаешь?
— Откуда мне!
— Стало быть, потолковать она с тобой останавливалась? А о чем же толковали?
— Да что ты с той дурой Марьей ко мне привязался? Она меня про внука спрашивала, я ее про свою родню спрашивал, какая у Красного Звона живет! Самому-то мне туда идти-брести — день терять, с моей-то ногой.
— Так она у Красного Звона живет, что ли? — обрадовался Стенька.
— Этого я не говорил, — даже обиделся Пятка. — Где живет — не знаю, врать не стану, а что крестного моего племянники там живут, и брата Онуфрия вдова с детьми, это уж точно!
Стенька усмехнулся. Кое-что прояснилось — дура Марья в зеленой шубе, что живет где-то меж Варваркой и Ильинкой, неподалеку от храма святого Николы Чудотворца, который за славные колокола не так давно прозвали Красным Звоном — когда государь Алексей Михайлович, счастливо повоевав с Польшей, во многие города, и даже в Сибирь, послал взятые в плен иноземные колокола, именно этому храму, видать, лучшие достались.
— Помни мою доброту, Антипушка, — весомо сказал Стенька. — Я подьячему Деревнину про твое упущение сказывать не стану, а только про бабу с мешком. И ежели к тебе кто придет еще раз ту же сказку отбирать — на том и стой! Решетку, мол, закрыл, после того, как баба обратно пробежала. Понял?
— Как не понять!
— А теперь — за щи благодарствую. И идти мне надо. Оставайся с богом, дядя, доедай!
И с тем Стенька, пообедав на дармовщинку, выскочил из кабака.
Та, что прибегала ночью на бабичевский двор, унесла в мешке загадочную душегрею. Вот что понял Стенька из Пяткиного рассказа. Все совпадало: была душегрея — и нет ее, хоть весь дом обыщи!
А ведь Анюта какого-то княжича поминала, который якобы подослал его, Стеньку, за той душегреей, и была готова доказать, что душегрея им обоим примерещилась! Вот ведь до чего бабы лукавы!