— Проводили. На прошлой неделе… Дом культуры сдал, в нем же и провожали его, после открытия. Уехал в Мучкап, садик растить. Сашка все обещается заменить его здесь!
— Он пишет?
— На днях прислал… Спрашивает, как поселок?.. Он учебку весной закончил. Сержант!
— Разбрелись десантники кто куда… А ты как туг? Бригадирствуешь?
— Мастерю. Мастером на звеносборку поставили… Временно. Пока мастер в отпуске. На три месяца уехал.
— Ну-у, ты растешь! За тобой не уследишь.
— Но зарплата значительно уменьшилась.
— Не прибедняйся, Пионер! Тебе хватит. Ты же не Звягин, не за деньгами приехал сюда… Он еще весточки не подал? — как бы между прочим, скрывая заинтересованность, спросил Колунков.
— Рановато.
— А Гончаров как?
— Как прислал тогда письмо со словами: Пионер, ты прав! С тех пор ни строчки… А что ему писать? Все у него ладно. Сын учится, жена теперь смирная, да и он не пьет особенно теперь.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
— А мне… мне ты ничего не скажешь нового? — тихо спросил Колунков.
— Нет, — виновато и смущенно ответил Андрей чувствуя себя так, словно Олег просил у него денег взаймы, а он отказывал, хотя деньги были. — Черно все, как глухой осенней ночью…
— Скажи лучше, как в могиле… — потянулся Олег к гитаре и затенькал, запел, дурачась:
Видишь, и мне наступила на горло,
Душит красавица ночь…
Краски последние смыла и стерла…
Что ж? Если можешь, пророчь!
Неделю Звягин отдыхал дома, никуда не ходил. Точнее не отдыхал, а работал, ковырялся потихоньку по–хозяйству. Подремонтировал забор, дверь у свинарника выпрямил, укрепил по–новому стойки парника, вскопал сад. Первые три дня он не водил в сад Свету, оставлял с собой: радостно было слушать ее щебетанье, отвечать на бесконечные вопросы. Но работать с ней было трудно. Она отвлекала все время, то это нужно было ей сделать, то то. Сначала отвлекался с готовностью, потом стал просить: погоди, Светик, прибью доску, тогда… Но прибивал, доску принимался за другую, и девочка снова теребила его. На третий день стал просить ее, чтоб не мешала. Она обиделась, заскучала, и утром он отвел ее в детский сад.
Работать дома было приятно, если бы не поросенок. Он, стервец, взаправду оказался ненасытным. Только покормишь, а через час опять заныл: хрю, хрю!
А если услышит, что Звягин где–то неподалеку стучит, давай орать. Звягин быстро пожалел, что взял на себя обязанность варить ему кормежку, готовить месиво.
К концу недели нытье и визг поросячий стали раздражать. Один раз Звягин поторопился с ведром, споткнулся о выступавший на тропинке камень, выплеснул из ведра жидкость себе на брюки.